Квазимодо

Отныне все должно пойти решительно по-другому. Праздник бомжам он, конечно, устроит — не разочаровывать же людей… Но это будет прощальный банкет. Ага. Про-щаль-ный. Он проверил в памяти номер телефона… нет, не забыл. Позвонит и скажет, что все теперь будет иначе, что он — уже другой, не такой безнадежный дурак, которого она знала прежде, что он научился жить. И пусть это заняло целых двадцать лет, но зато его наука — не чета прочим. Быстро ведь только кошки родятся. Он теперь по жизни — Илья Муромец, вот кто. И черт с ними, с двадцатью годами — зато теперь у них такое счастье начнется — закачаешься! И она поймет, точно поймет, как понимала всегда. И дети…

Василий остановился вслед за неожиданно замершим Квазимодо. Они стояли примерно посередине склона. Вечер уже серебрил восточный край горизонта; небо меняло цвет, отражаясь в голубоватой ленте шоссе, по которому медленной букашкой полз патрульный армейский джип, вращая оранжевой мигалкой. Мир был красив и огромен. Мир был прозрачен, прост и чудесен, и Василий понимал его весь, до самого конца, насквозь проникая в его плавную текучую геометрию, становясь ее частью, ребром, плоскостью, объемом. У него захватило дух. Если до этого, оперируя своим прежним убогим подходом, он получал совсем неплохие результаты, то какие же открытия он сможет совершить теперь, вооруженный этой новой, цветной и многомерной геометрией! Ну все! Держитесь, нобелевские премии! Я иду! Василий выпрямился, сорвал с себя шляпу и, широко раскинув руки, закричал… и громовые раскаты его великанского баса, прыгая по склону, камнепадом скатились на дно ущелья. О-го-го!.. О-го-го-го!.. Я иду!..

Автоматная очередь ударила его в грудь, и он упал навзничь, не понимая — почему? Мир продолжал светиться вокруг своими чудесными красками, правда основной его объем теперь занимало небо, становившееся все огромнее и огромнее. А посреди всего этого сидел на камне Илан, и огромный пес, по имени Оскар, примостился рядом, и странным в этом было не то, что они так спокойно сидели там, прямо посреди неба, потому что — где же им еще сидеть?.. а то, что Василий совершенно точно знал, как их обоих зовут. Илан покачал головой и спросил:

«Как же ты так, брат?»

«Как?» — спросил Василий.

«Ничего, — сказал Илан. — Чифуля с ним рассчитается, уж попомни мое слово. Знал я, что он его найдет, ма?ньяка. Так и вышло. Правда, Оскар?»

Пес задрал к хозяину большую умную башку и зевнул.

«Какой Чифуля?» — спросил Василий.

«Ну как… — сказал Илан. — Чиф. Квазимода по-вашему.»

«Аа-а… — понял Василий. — Так его Чифом зовут! А мы-то не знали… а он, пес, молчал. Ладно, теперь будем правильно звать.»

«Нет, — сказал Илан. — Теперь уже поздно.»

«Почему?» — спросил Василий, но отвечать было некому. Не было ни Илана, ни Оскара, большой овчарки. Да и небо отчего-то погасло. Тогда Василий закрыл бесполезные уже глаза и умер.

Абу-Нацер

Абу-Нацер положил автомат и осторожно выглянул из-за камня. У него еще оставалась последняя надежда на то, что солдаты в джипе не услышат выстрелов, проедут мимо. Такое иногда бывает — у них там оглушительно трещит рация, да и двигатель у бронированной «суфы» ревет, как недоенная корова, особенно на подъемах… Ну?.. Нет, черт, остановились. Дерьмо! Он снова нырнул за камень, сел на землю рядом с оружием. Такого невезения с ним давно не случалось.

А ведь как хорошо шло поначалу! В Бейт-Асане он сделал все, что планировал. Теперь никто не мог рассказать ничего — не осталось ни одного свидетеля, точка. Да еще и чисто так сработано — вот вам жертвы, вот вам убийцы, все на месте, всё в наличии, всё под рукой для уважаемого господина следователя. Даже нож им оставил, орудие убийства, чтобы лишний раз порадовались. Вложил его в мертвую руку Хамдана. А о мотивах пусть сами думают. Трое родных братьев перебиты — зачем? А черт его знает зачем. Может, кровная месть — почему нет? Поди свяжи самого Абу-Нацера с этим делом. Он тут совсем ни при чем. Во-первых, никто его в эту ночь в деревне не видел, кроме, конечно, мертвецов. Но мертвецы, скорее всего, промолчат, из скромности. Во-вторых, Хамдана с Махмудом он взял к себе недавно, месяца не прошло. Ни на какие дела еще вместе не ходили, так что откуда Шабаку знать, что это люди Абу-Нацера?

Вот и получалось, что никак на него не выйти, нет причины. Могли, правда, пустить собак по свежему следу, но в том-то и вся загвоздка, что собаке надо показать, кого искать. Так-то на тропинке всяких следов полно, даром что потаенная… А кого искать — неизвестно, вот так. Обрубил концы Абу-Нацер, как есть обрубил! Но осторожность никогда не помешает, и поэтому он все равно просидел до раннего полудня в пещере на противоположном склоне вади. Просто для того, чтобы убедиться, что все в порядке. Так оно и оказалось. Он даже различил дальний собачий лай и немного поднапрягся — а ну как все-таки возьмут след? Нет, не взяли… покрутились по окраине деревни, да и убрались восвояси. Ах, молодец, Абу-Нацер, ах молодец! Это у него жизнь которая? Восьмая? Или не в счет?