Квента

Я не принимаю лекарства, не разговариваю с психологом и больше не пытаюсь разобраться в том, что произошло.

Как бы я не внушала себе, что оставила всё позади и продолжаю жить дальше, но нервозность и постоянное ощущение, что за мной следят, никуда не делись. Черный внедорожник я больше не видела. Это должно бы принести успокоение, но данность наводит ещё больше страха. Ведь теперь я не знаю, за кем из незнакомцев скрывается преследователь.

"Параноик" — скажете вы, и будете абсолютно правы. Каждый день, засыпая и просыпаясь, я чувствую, что что-то грядет. Что-то страшное и масштабное. Сама внутри себя взращиваю зерно паники, заботливо поливая каждый день и без того достаточно большой росток.

Сегодня шестое июня две тысячи двадцать первого года.

День рождения меня.

Время шесть сорок пять. Сижу на стуле перед зеркалом, наношу легкий макияж. "Вот тебе и двадцать один", раньше я хотела закатить вечеринку и позвать друзей, приобретенных в кампусе и пару местных девчонок, но сейчас я ничего не хочу.

Вечером за столом соберемся я, мама, папа и Эрн. На этом — всё. Я уже решила, что после посиделок с ними, прямой наводкой отправлюсь в бар и позволю себе пару-тройку коктейлей. Посижу в потоке шумной толпы и, возможно, попытаюсь влиться и почувствовать хоть что-то, кроме страха.

Настроения нет. Но я заставляю улыбку появиться. Неправдоподобно. Уголки губ опускаются, и я пробую снова. Это не для меня — для мамы. Ей и так будет нелегко сегодня. Первый "семейный" ужин после ухода отца. Думаю, всем будет неуютно, даже Эрну.

Весь день мы провели с мамой. Ходили по магазинам, на четыре часа зависли в салоне красоты, я подравняла каре, сделав его немного короче, покрыла ногти красным лаком и даже успела на небольшой массаж плечевой зоны. В какой-то момент я поняла, что улыбаюсь искренне. Мамин позитивный настрой и постоянные слова о том, что "девочка выросла", заставили почувствовать себя гораздо лучше, чем утром.

К вечеру я была уставшая, но счастливая (настолько, насколько это возможно).

Время двадцать ноль ноль, дядя и папа придут к девяти вечера. Стол накрыт, мама при параде. Я в белых джинсах и белой майке. Каре, немного подведенные черным глаза и красные губы. Вот такой вид я выбрала на свой двадцать первый день рождения.

Минуты утекают одна за одной. Находясь дома, не нахожу себе места. Хочу на волю. Хочу на воздух. Хочу почувствовать себя по-настоящему живой. Желаю пройти по улицам родного города и понять, что мне ничего не угрожает. Желаю перестать думать об опасности, которой может и нет. Не могу находиться дома, стены давят, да и время ещё есть. Беру коричневую кожаную куртку, надеваю, поднимаюсь наверх и беру пистолет (на всякий случай), прячу его в джинсах за спиной. Спускаясь вниз, окликаю маму:

— Мама, я прогуляюсь.

— Хорошо, милая, только не опаздывай.

Поцеловав маму в щеку, покидаю дом.

Я даже не подозревала, что произойдет в ближайшем будущем. Возможно, я должна была остаться дома, но неведомая сила подталкивала меня, и я повиновалась.

Прохлада заставляет застегнуть куртку до самого подбородка. Бродя по улицам, я даже не заметила, как оказалась у дома Бейкеров.

И замерла.

Кто-то дома.

Включенный свет позволяет увидеть тень, ходящую из одной стороны в другую. Звуки погрома слышны даже здесь. Прямо на середине лужайки стоит очень дорогой крутой красный мотоцикл.

По мечущейся тени понимаю — это Рэй. Сердце ломится в ребра, отдаваясь в ушах барабанной дробью. Сжимая пальцы, поднимаюсь на крыльцо, не стуча открываю дверь, и челюсть падает вниз. Это действительно Рэй и… он зверствует. Раскидывая на своём пути всё, что попадается под руку. Что-то стеклянное разбивается и приводит меня в чувство.

Он вообще не замечает меня. Переступаю порог и со всей дури захлопываю дверь.

Секунда.

Глаза в глаза. Жертва и палач.

Лишний удар сердца.

Вдох без выдоха.

Он жив. И он прямо передо мной.

Разрывая зрительный контакт, Рэй прикрывает глаза и устало говорит:

— Джонс. Уходи. — когда-то это я уже слышала и ушла. Но сегодня не тот день. Не та ситуация и не тот настрой.

Он ещё и прогоняет меня? Ну совсем обалдел. Вспоминаю момент из Центра Всего и, не думая, что он решит, что я сумасшедшая, говорю:

— Ты убил меня.

— И не только тебя. — отвечает он и устало проводит рукой по лицу.

— Ты! — шаг к нему. — Убил! — еще шаг. — Меня!

Ярость отодвигает всё на задний план. Она — мой воздух, и она — моё всё.

Замахиваюсь и со всей силы бью Рэя по лицу. Один раз, второй. Он даже не сопротивляется, от этого я отступаю назад. Чувствую, что слезы готовы сорваться с ресниц. Нет уж, я плакать не буду! Не из-за него.

— Легче? — спрашивает он.

— Нет! — кричу я.

— И не станет.

Стоп! "И не только тебя" — именно так он сказал! Он помнит? Дыхание спирает. Он помнит. Смотря мне в глаза, Рэй говорит:

— Тебе лучше уйти. — в голосе холод, во взгляде пустота.

— Ну уж нет! Ты помнишь! — это прозвучало никак иначе, как обвинение.

— Уходи! — кричит он, и волна запаха алкоголя заставляет меня отпрянуть.

— Да ты пьян.

— Уходи! — приваливается плечом к стене и тихо шепчет. — Прошу, уйди.