Квест

Перебежчику биохимик расковал руки, но на всякий случай прицепил его за щиколотку к ножке кресла. И предупредил:

— Смотри, Холодная Голова. Если что, пули и на тебя хватит. Пора. Жми свой рычажок!

Айзенкопф встал за шкаф, где его было не видно, и высунул кончик кривого дула.

— Обзор отличный, — сообщил он.

Стук в дверь раздался через две минуты.

— Товарищ заведующий, Третий по вашему приказанию прибыл!

Вытерев со лба пот, начальник крикнул:

— Войди!

Белый комбинезон перешагнул через порог.

Простуженно чихнул пневмопистолет. «Медбрат» взмахнул руками и рухнул.

— Зови следующего! — приказал Айзенкопф, передергивая поршень своего «насоса». — Доктор, сиятельство, ваш выход!

Норд подхватил мертвеца под мышки и поволок к остальным. Зоя вытерла тряпкой багровые капли крови.

Едва они спрятались обратно — снова стук в дверь.

— Товарищ заведующий, Четвертый по вашему приказанию явился!

— Войди!

Гальтон оттащил покойника, княжна подтерла следы.

Дело встало на поток.

Пять минут и еще два покойника спустя с охраной парка было покончено.

Бледный, но не утративший решительности изменник сказал:

— Теперь остались только спецмедики в доме. Без меня вам туда не попасть. Действовать предлагаю так. Я подхожу первым. Вы скрытно двигаетесь сзади. Когда откроют — врывайтесь и… Ну, сами знаете.

— Знаем, — подтвердил Айзенкопф. — В упор я не промажу даже из кривого ствола. Норд, мне нужна одна минута, чтобы уложить рюкзак, и я буду готов.

На штурм усадьбы отправились таким порядком: заведующий шел по аллее, члены экспедиции — параллельным курсом, через кусты.

Большую клумбу пришлось обойти по краю — она просматривалась из дома. Снова миновали фонтан, сдвоенный грот с журчащими родниками. И опять на Гальтона нашло странное, успокаивающее оцепенение. Есть на земле уголки, в которых будто сконцентрировано то или иное настроение. Архитекторы прежних веков умели его чувствовать. Они знали, где следует ставить церковь или монастырь, где — грозную крепость, а где — загородную усадьбу, предназначенную для отдохновения и блаженной созерцательности.

Ощущению безмятежности способствовало и ленивое сияние луны. Невозможно было поверить, что в этом красивом, меланхолическом мире только что убивали людей. И будут убивать еще.

Глядя на маленького чекиста, который в одиночестве, низко опустив голову, шагал по освещенному пространству, Гальтон попытался представить себе, что творится в душе у предателя, который спасает свою жизнь ценой смерти товарищей. Поежился, но так и не представил. Не хватило воображения.

— Волнуешься? — тихо спросила Зоя по-английски. — Я тоже вся дрожу. Это потому что близится финал… Сейчас всё откроется и всё прояснится. Всё …

Это слово — everything — она произнесла как-то странно, чуть не с ужасом.

— А что волноваться? — удивился он, потому что думал совершенно о другом. — С таким троянским конем мы возьмем эту крепость без проблем. Тебя интригует таинственный Пациент? А я знаю, кто это.

— Откуда?

— Догадался.

Гальтон оглянулся на Айзенкопфа, прислушивавшегося к их разговору.

Версия созрела еще в поселке, однако доктор не решался проговорить ее вслух — слишком она казалась невероятной. Но здесь, в Заповеднике, невероятным было вообще всё. Дикая гипотеза казалась не столь уж дикой.

— В СССР есть только один человек, ради которого большевики стали бы возводить такие турусы на колесах, — употребил он непонятную, но звучную идиому.[115] — Владимир Ильич Ленин.

Курт закашлялся.

— Ленин шесть лет как умер! Его мумия лежит в Мавзолее на Красной площади!

— А может быть, там лежит восковая кукла? Что если Громову и его коллегам удается как-то поддерживать искру жизни в своем обожаемом вожде, которого они считают величайшим гением человечества? Что если Ленина содержат в этом Спецсекторе в качестве пчелиной матки всего социалистического улья? И доят из его мозга сок, которым подпитывают нового вождя, суррогатного гения?

Эту идею Гальтон выдал не без гордости — она казалась ему не просто правдоподобной, а блестящей. Но коллеги восприняли смелую гипотезу без восторга.

— С ума вы что ли спятили, — проворчал биохимик.

Княжна выразилась деликатнее:

— Интересное предположение.

Уязвленный реакцией, доктор сказал:

— Сейчас сами увидите.

Они уже были возле самого дома. Слабый свет горел в одном из окон второго этажа, остальные были темны.

«Троянский конь» медленно поднимался по ступенькам.

Быстро перебежав через открытое пространство, члены экспедиции заняли боевую позицию: Курт со своим «насосом» справа от двери, Гальтон и Зоя слева.

— Звоню? — спросил заведующий. Его лицо было таким же застывшим, как маска Айзенкопфа. — Ночью никто кроме меня не имеет права входить в дом. По инструкции, один медик спустится в прихожую. Я назовусь, он откроет дверь…

— Давай, давай! Не тяни! Всё ясно, — поторопил его немец.

Неожиданно коротышка улыбнулся.

— Перекреститься хочется, — сказал он. — Да мировоззрение не позволяет.

И нажал на кнопку.

Доктор, выражаясь по-русски, навострил уши, но звонка слышно не было. Как и шагов, спускающихся по лестнице.