Наконец мы взошли в корабль, спрятавшись от ветра, и спустились на нижңюю палубу, представляющую собой зал с редкими круглыми окнами и широкими скамьями для пассажиров. Парни убрали багаж в открытые глубокие полки, нависающие над головами, мы заняли свои места. На соседнюю скамью уселась семья из четырех человек: мать в черной шляпке и завязанной на груди крест-накрест шали, полноватый отец, по виду гораздо старше супруги,и двое пухлых мальчишек возраста ученикoв младшей школы.
Едва юнги закрыли на засовы и опечатали заклятьями дверь, а на весь саркoфаг – божечки! – корабль объявили о взлете, мать семейства громко,точности в манере Тильды, призвала:
– Помолимся!
Семейство дружно прикрыло глаза, опустило головы и, по всей видимости, принялось молиться. Кoрабль вздрогнул, отрываясь от платформы и начал подниматься в воздух. Я слепо нащупала сидящего рядом Форстада и попыталась сжать его руку, но почему-то впилась в ногу.
– Все будет хорошо, - усмехнулся он, отдирая мои пальцы от своей брючины и заключая в теплый кокон ладони.
– Но помолиться не помешает! – грозно отрезала дама, хотя по всему было заметно, что летать она не боялась.
– Слышишь, не отвлекай хороших людей от благих дел! – прошипела я. - Если они сойдут на землю, то и мы тоже.
– Главное, чтобы они не вознеслись, - пробормотал он под нос.
Слухом дама оказалась не обделена, и с молящейся стороны донеслось категоричное:
– Во время разговора с богами следует хранить молчание!
– Согласен, – вздохнул Илай и, заработав суровый взгляд, поспешно исправился: – Я хотел сказать: во истину.
Корабль завис над землей. Сквозь изогнутый толстый кристалл, вставленный в оконце вместо стекла, я видела, как внизу блестели фонари. Посудина дернулась, когда с резким звуком раскрылись крылья,и начался полет. Οщущения были странные, словно мы действительно плыли по воде. К счастью, морской болезни у меня не обнаружилась, хотя я была готова дать руку на отсечение, что всенепременно испытаю дивную гамму ощущений, раз уж таковая существовала в природе.
Сгустившееся во время взлета напряжение спало, пассажиры расcлабились, заговорили, кто потише, кто погромче, некоторые надеялись ночь поспать. Свободных широких лавок было хоть отбавляй: занимай, разувайся и укладывайся, а если рост не позволяет,то можно и колени поджать. Собственно,именно так поступили мужички, сидевшие перед нами.
– Помолимся на сон грядущий! – неожиданно объявила мать семейства, когда оно, это самое семейство, уже расслабилось и не ожидало подвоха.
Отец, видимо, придремавший ещё в первом заходе, резко поднял голoву и захлопал глазами:
– Рыбонька, да ведь только что…
– Забыл, чтo сказал духовник?
Судя по недоуменной мине мужчины, он вообще забыл, что у благоверной имеется какой-то духовник, но, видимо, относился к ее религиозным заскокам с ироничной терпимостью взрослого состоявшегося человека, поэтому вопросительно изогнул брови, намекая, что готов выслушать нотацию. Нотация ждать себя не заставила.
– Нет повода не помолиться! – напомнила мать семейства. - Думаешь, удачный полет упадет на нас с неба?
– Лучше пусть упадет удачный полет, чем мы, - вздохнула Тильда.
Осознав, какой каламбур выдала, женщина почему-то покосилась на Илая, хотя он молчал, потом недовольно цыкнула на детей и прикрыла глаза. Квартет притих, то ли задремал,то ли действительно принялся воздавать благодарности.
От плавных покачиваний корабля и духоты меня сморило. Я начала клевать носом и сквозь дрему почувствовала, как Илай подставил плечо, позволяя использовать его в качестве подушки.
– Мама, – прозвучал плаксивый голос одного из мальчишек, - мне есть хочется.
– И мне, – подхватил второй.
Соседи бодренько завозились. Сквозь полуприкрытые ресницы, я наблюдала, как они вытаскивали запасы из бoльшой корзинки для пикников. Зашуршали оберточной бумагой, разворачивая поздний ужин. Запахло чесноком, хлебом, свежими огурцами и копченой грудинкой. Только один из мальчишек открыл рот, чтобы с аппетитом вонзить зубы в большой кусок хлеба с сыром, как мать строго велела:
– Помолимся!
Бедняга с унылым видом почмокал губами, тяжело вздохнул, что-то быстро пробормотал и снова открыл рот...
– Все? – возмутилась матушка. - Вспомни, что говорил наш духовник.
– Что нельзя детей морить голодом? - уронил Илай, нарочито отвернувшись к слепому окну.
– И лезть со своим уставом в чужой монастырь! – отрезала дама,и в этом я с ней была абсолютно согласна, но на мальчишку, облизывающегося на бутерброд в руках, было больно смотреть.
Некоторое время семья с аппетитом трапезничала: прихлебывала, почавкивала, рвала оберточную бумагу, шумно выяснив, что отец забыл прихватить салфетки. Мать, вновь сославшись на некого духовника, даже мужу категорично запретила вытирать пальцы о батистовый платок и, не дайте боги, о штаны. Наконец успокоились. На нижней палубе воздушного судна, несущегося по небу к южному берегу королевства, наступило долгожданное сонное безмолвие.
– Мама! – вновь раздался в тишине плаксивый голос. - Мам! Ну, ма-ам! Мне надо в туалет.