Квест империя

– Он прав! – твердо сказала ей Йя. – Все будет хорошо!

Дракон молча кивнул Мешу, и они снова подняли крышку. Глаза Дракона, однако, все это время смотрели только в глаза его женщины. В последний момент, перед тем как крышка легла на свое место, откуда-то с потолка раздался хриплый голос Виктора.

– Удачи тебе, девочка! – сказал Ворон. – Все будет хорошо.

Крышка Саркофага закрыла Лику, не только спрятав ее от их взглядов, но как бы отгородив от этого мира. Так чувствовал Меш, неожиданно обнаруживший, что остался один на один с Камнем. Йя и Макс отошли к стене, но не сели, оставшись стоять. И хотя расстояние, отделявшее их от Меша, измерялось несколькими метрами, между ними пролегла невидимая граница. Теперь здесь не было ни их, ни Лики, а был только Камень, и Меш рядом с ним.

Меш стоял рядом с Вещью, которую называли то Камнем («Черные Камни», – сказал Дракон), то Саркофагом, и не знал с чего начать. Что он должен сделать? Это был вопрос, который Меш как-то не удосужился себе задать там, внизу, когда соглашался с безумной просьбой Дракона. Не вообще сделать (это было понятно), а в частности, то есть как «оживить Камень»? «Но, может быть, так и надо? – спросил он себя. – Ведь если ты можешь, то неважно, с чего начинать. А если нет, то тебе не поможет никакое знание». Мысль была не бесспорная. Вероятно, отец логики В'Заус нашел бы в ней не одно, а как минимум два противоречия. Или больше. Но Мешу мысль понравилась, а главное, она его успокоила. Он положил на Камень обе руки, ладонями вниз, чего-то ожидая, но ничего не происходило. Под его руками был шероховатый прохладный камень (нет, это определенно не был просто камень), но никакой особой связи между Вещью и Мешем не чувствовалось. И тогда он отринул логику и отдался чувству, инстинкту, действуя по наитию, то есть так, как подсказывал не разум, а инстинкт.

Меш окончательно изгнал из сознания Дракона и госпожу Йя, стоявших у стены, присел около Камня на пол, прижался к нему плечом и виском и стал гладить неровную шероховатую поверхность кончиками пальцев. Он не заметил, когда ощутил идущее к нему от Камня тепло, когда почувствовал снова тончайшие, едва уловимые вибрации, передающие чудовищное внутреннее напряжение Саркофага. Но это произошло, и Меш отдался этим ощущениям, растворяясь в них, но и сосредотачиваясь на них. Он не знал, сколько прошло времени – время перестало быть существенным фактором бытия, – но вдруг, как это случалось уже в прошлом, он ощутил «отклик», пришедший к нему через кончики пальцев. Вещь готова была «ответить». И тогда Меш «позвал» Камень.

Это было как бросок в ледяные воды Светлого озера. Тот же шок перехода из одного состояния в другое, из одной среды в другую. Разом весь он оказался не там, где был еще секунду назад, и он обнаружил себя там, «в другом месте», не таким, каким он был только что. Думать об этом, осмысливать, обсуждать он не мог. Он просто знал, что находится там, где находится, и все так, как есть. Он не стоял и не сидел, а был, и перед ним – или в нем – в плотной овеществленной тьме разворачивались светящиеся свитки неимоверных размеров, по которым струился живой, одушевленный огонь всех возможных для огня цветов и оттенков. Это было захватывающе красиво, но абсолютно непонятно. Ни мрак, ни свитки-полотнища, как будто сотканные из света, ни струящийся по ним огонь ничего не говорили Мешу, и в тот момент, когда он это понял, он ощутил какое-то ответное «чувство», послание, пришедшее к нему из окружающего мрака. Кто-то (или что-то?) тоже понял, что Меш бессилен понять то, что видит (Видит? Или чувствует?), и ощутил… разочарование, растерянность, беспокойство, желание помочь и бессилие выполнить это желание. Все это и многое другое, не поддающееся озвучанию, содержалось в «послании», но Меш не успел понять или узнать все до конца, потому что в следующее мгновение (Час? День? Год? Столетие?) он получил приглашение «идти» дальше.

Меш не спросил куда? И не спросил кто? И даже зачем? Он просто «потянулся» за «протянутой рукой» и перешел в следующий мир. Переход снова оказался резким. Мир, в котором он только что находился, как будто мгновенно вывернулся наизнанку, и вместо тьмы Меша окружало теперь сияние. Больше здесь ничего не было. Одно чистое сияние и глухие громы, как отголоски дальних мощных раскатов, которые перекатывались где-то на краю возможностей слуха. Громы приблизились незаметно, прошли сквозь него и вошли в него, наполнив множеством ощущений, поименовать которые он не мог. Кажется, здесь было ликование, и, возможно, тут было сочувствие, но если и так, то сочувствие как понимание, но не как сопереживание. И еще во всем этом ощущалось присутствие вопросов и ответов, и Меш понял, что слышит речь богов. Он не удивился, что не понимает ни вопросов, ни ответов, ведь что есть смертный перед ликами горних сил? Он не испугался, они пригласили его сами. Он только не знал, что ему делать теперь. Поймут ли боги его просьбу?