Макеев с брезгливым усмешкой глядел на её судорожные подёргивания. Даша как будто пыталась исторгнуть из себя хтонических чудовищ, пустивших корни глубоко внутри. Она искала в себе силы извергнуть чужеродных захватчиков свободной воли.
— Говори! Я жду, — приказал Макеев.
Его приказ, действительно, подействовал. Даша расправила плечи, подняла голову и посмотрела куда-то поверх головы Макеева.
— В горнице моей светло.
Она запела, разорвав все мои шаблоны. Я услышал пение сирены. На последнем слове Даша замолкла, голос сорвался. Неужели больше не сможет?
Она забормотала себе под нос.
— Нет. Низко.
Вновь взяла дыхание.
— В горнице моей светло. Это от ночной звезды. — Голос Даши вибрировал, дрожал, но в нём не было ни единой фальшивой ноты. — Матушка возьмёт ведро, молча принесёт воды.
Асфальт пылал жаром, солнце пекло голову, горячий воздух обжигал лёгкие, а она пела. Песня набирала силу.
— Красные цветы мои в садике завяли все. Лодка на речной мели скоро догниёт совсем.
Прозрачно-чистый голос нёсся над старым заводом. Александр поразился не меньше меня. Чарующие звуки, которые издавала сирена, заворожили его. Александр в смятении смотрел на Дашу, загипнотизированный её голосом. Неужели, он никогда не слышал это дивное пение. Семь лет жил с ней, и ни разу она не спела ему?
— Дремлет на стене моей ивы кружевная тень, завтра у меня под ней будет хлопотливый день!
Голос Даши окреп, по щекам катились слёзы. Её пение сбивало прежнюю частоту, меняло настройки, оно дарило расслабление и веру в невозможное. Песня Даши осветила закоулки моей души, вывела меня из темноты на свет и сказала — люби.
— Буду поливать цветы, думать о своей судьбе, буду до ночной звезды лодку мастерить себе…
Как вода, всегда меняется и ускользает, так и песня менялась, лилась, сверкала на перекатах, дарила наслаждение, нежность, облегчение, освобождала душу из оков страха, открывала непостижимую мудрость мира, из сердца в сердце передавала божественное откровение.
Прекрасный голос — проводник вселенской любви стих.
Повисла тишина. Потребность протянуть руку и сжать Дашины пальцы я сдержал с трудом. Меня распирало от чувств, словно в сердце вложили горящий уголь — и больно, и печёт, и хочется ещё этой боли, которая гонит по венам густой сироп.
Мне голову напекло или я от песни так поплыл?
Даша вытерла слёзы ладонью, взглянула в лицо Александру.
— Уйди с дороги. Мы уходим.
Глаза Макеева блеснули огнём из преисподней.
— Мы?
— Я и Назар.
— Ах, Назар, — Макеев покивал головой. — Как мило. А ты хорошо знаешь его — человека сомнительной профессии? — Он театрально хлопнул себя по лбу. — Ну, да, вы же знакомы целую неделю.
В груди неприятно ёкнуло.
— Я не поверю ни одному твоему слову.
— Даже так! Мне жаль тебя, милая. Но придётся разрушить твои романтические грёзы. Назар-то оказывается писатель. Он пишет книги, в которых рассказывает истории своих клиентов.
Даша повернулась ко мне, её глаза были так близко, она так отчаянно желала услышать ответ.
— Назар, ты, правда, пишешь книги?
Макеев смотрел на меня с затаённо злобным предвкушением. Радуется, что устранил соперника?
— Назар? — Даша вывела меня из оцепенения. — Это правда?
— Да. Это моё хобби.
— Я познакомился с его творчеством. Увлекательно. Думаю, Дарья, ты интересна Назару, как закомплексованная девушка с фобиями и трудной судьбой. Твою историю он опишет в своей книге. Возможно, ты станешь его музой…на время. А может появиться кто-то другой.
Я не собирался оправдываться по поводу пурги, которую нёс Макеев, но Даша поплыла. Её напряженный взгляд, сбитое дыхание говорили о том, что извращённые фантазии Макеева упали в подготовленную почву.
Доверие ко мне прямо сейчас превращалось в пыль. Мозг Даши судорожно менял моё цветное фото на зловещий негативный снимок.
— Ты выбрала козла, который будет питаться травой, выросшей из твоих слез. — Макеев не унимался. — Ты откроешь ему душу, а что утаишь или забудешь, он возьмёт без спроса, залезет в мозги, вывернет тебя наизнанку. Он это умеет. Хочешь почитать его книги? Он пишет под псевдонимом Тео Харт.
Что ответить? Не придавай значения? Худший совет человеку в состоянии стресса. Макеев словно тупым консервным ножом вскрыл травматическую память Даши, которая (в этом и трагедия) оставалась с человеком на всю жизнь из-за особой биологически запрограммированной реакции мозга на травму.
Даша вспоминала и воссоздавала новый образ. Демонический образ меня — Назара Чернова. Надеюсь, что в списке я стою после Макеева.
— Почему ты не сказал? — её голос прозвучал глухо.
Что за трагедию мы тут разыграли?
Мусорщик никогда не играл по правилам, которые навязывали другие.