…Вечером того же дня, лежа за задернутым пологом кровати, Малфой обдумал произошедшее и признал, что нуждается в дополнительных знаниях по этому вопросу. На каникулах он серьезно проштудировал библиотеку мэнора, убедился, что движущиеся картинки в книгах, таящихся на верхних полках гигантских стеллажей, впечатляют его гораздо сильнее, чем колдографии с пышногрудыми ведьмочками, которые Грег бережно хранил у себя под подушкой, и неожиданно успокоился. В той среде, где он рос, бисексуальность воспринималась довольно спокойно, почти как должное, и Драко даже в какой-то мере порадовался, обнаружив очередное доказательство собственной чистокровности. В последующие годы он окончательно утвердился в своем мнении, наблюдая за коллегами по квиддичной команде, однако в Хоге ни с кем не связывался из чувства какой-то странной внутренней брезгливости, и только на четвертом курсе позволил себе краткий необременительный роман с одним из бобатонцев. Правда, в последний год он отступил от этого правила и пустил в свою постель давно бросавшего на него томные взгляды Блейза. Это произошло после очередного ассистирования Кэрроу, когда Драко досталась магглорожденная хаффлпаффка: худенькая невысокая блондинка, чем-то неуловимо напомнившая ему старые колдографии матери. Она смотрела в лицо Малфоя, наставившего на нее палочку, с таким детским изумлением, что у него не хватило сил применить заклятье. Драко тогда просто выскочил из кабинета (потом пришлось придумывать для профессора сказку о расстройстве желудка), понесся в спальню, рухнул на кровать и долго трясся в беззвучной истерике. Нырнувшего за полог Забини он встретил как манну небесную. До конца года они почти каждую ночь занимались тем, что Блейз манерно именовал «итальянской любовью», не заходя, впрочем, дальше оральных ласк, и последний раз были вместе ровно накануне Последней битвы. Этим летом Забини попытался возобновить отношения, но, не встретив со стороны Малфоя должного энтузиазма, отступил...
* * *
Сейчас, стоя у окна, Драко гадливо вздрагивал и вспоминал утреннюю сцену. Вот теперь он понял смысл произошедшего - завещание Снейпа наполнилось новым смыслом, саркастическое «в память о неоценимых услугах» хлестало Драко по лицу подобно грязной кухонной тряпке. Сальный ублюдок (Малфой впервые назвал декана грифферской кличкой) явно имел в виду отнюдь не шпионскую деятельность Люциуса в пользу орденцев… какое счастье, что Снейп, по-видимому, значительно улучшил познания своего любовника в окклюменции! Драко зарычал от бессильной ненависти, развернулся - и взмахом палочки испепелил старинный фолиант «Удивительные секреты большого и малого Альберта», знаменитый трактат Альбертуса Магнуса, подаренный крестным на четырнадцатилетие. Эта книга была одной из его любимых…