Квинканкс. Том 1

У кассира, сидящего в углу за столом, мистер Момпессон и сэр Томас покупают фишки, каждый на тридцать гиней.

— Вы не будете играть? — спрашивает сэр Томас третьего члена компании.

Тот вспыхивает, мистер Момпессон улыбается.

— Никогда, — отвечает он. — Из принципа.

Под презрительным взглядом Гарри остальные двое просаживают денежки за игорным столом. Оставшись ни с чем, они с Гарри устраиваются в другой комнате, кто в кресле, кто на диване, и пьют холодное шампанское — щедрый подарок от заведения.

— Почему вы не любите игру? — лениво спрашивает сэр Томас.

— Любишь — не любишь, так вопрос не стоит, — сухо отвечает Гарри. — Обстоятельства не позволяют играть.

Скучающий взгляд баронета скользит по нему от макушки до пят, словно намекая, что его облик говорит об этом достаточно ясно.

— Но есть и другая причина. — Гарри как будто задет этим высокомерно-оценивающим взглядом. — Моя семья потеряла кучу денег из-за азартных игр. У прадеда было изрядное состояние, но он его полностью просадил.

— Ваш прадед, — тянет баронет. — Это было чертовски давно, так ведь?

— Сравнительно недавно. Прадед до сих пор жив.

— Ему, должно быть, уже тысяча лет.

— Ну да, — с раздражением кивает Гарри. Помедлив и взглянув на мистера Момпессона, он добавляет: — И все же он не забыл и не простил причиненного ему зла, потому что он был жертвой ужасной несправедливости.

— Да, да, — нетерпеливо вставляет мистер Момпессон. — Но, бога ради, не начинай снова.

— Тебе хорошо, — огрызается Гарри. — Твоя семья на этом нажилась.

Он замолкает, и оба обращают взгляд к баронету, словно опасаясь, что наговорили лишнего.

— Вы меня заинтриговали, — произносит сэр Томас. — Не расскажете ли, что это за история?

— Так и быть, — небрежно отзывается мистер Момпессон. — В основе лежит басня о том, что мой прадед выиграл имение Хафем в кости, но это чушь. Правда куда проще: он купил его у Джеймса Хаффама.

— Однако такое случается, — возражает сэр Томас.

— Из-за одного броска все приобрести или все потерять, — вздрагивает Гарри. — Я не играю в азартные игры, но могу предложить вам партию в шахматы, где случай ни при чем, а выигрыш или проигрыш зависит только от умения.

— Если речь идет об умении, то тебе бы следовало играть в карты, — говорит мистер Момпессон. — Но с чего ты настроен против азартных игр, если жизнь — это тоже игра в кости? Если я выигрываю, хорошо. Если проигрываю — что ж, с судьбой не поспоришь.

— Нет, на судьбу можно повлиять. Не обязательно принимать все как есть.

— Ерунда! — восклицает баронет. — Жизнь — азартная игра.

— Это на поверхностный взгляд, — ядовито замечает Гарри. — Есть система, ее можно понять и использовать. Этот шанс дается мне Справедливостью.

— Если на то пошло, — замечает сэр Томас, — на случай можно повлиять, если играть фальшивыми костями.

— Об этом знал твой прадед, — говорит Гарри мистеру Момпессону.

— Знал бы он лучше об этом треклятом кодицилле! — Мистер Момпессон явно желает отвернуть беседу от опасной темы.

(Догадываюсь, что, если бы спор трех молодых людей продолжился, преимущество, несомненно, было бы на стороне Гарри, поскольку Справедливость в самом деле является подобием Правосудия Божия, а в нем, как ни в чем другом, прослеживается скрытый Замысел, управляющий всеми вещами.)

— Что это? — спрашивает сэр Томас.

— Дополнение к завещанию отца Джеймса Хаффама, которое было представлено в канцлерский суд, — благодарно подхватывает мистер Момпессон. — Его условия могли бы заменить те, что содержатся в первоначальном завещании старого Хаффама. Согласно кодициллу, наследство досталось Джеймсу не просто так, а в качестве неотчуждаемой собственности, и, если суд с этим согласится, получится, что он не имел права продавать имение моему прадеду.

— И ты его потеряешь?

— Нет, все не так просто. Объясни лучше ты, Гарри.

И Гарри начинает:

— Согласно кодициллу, семейство Момпессон приобрело право собственности, подчиненное резолютивному условию, в то время как безусловное право собственности перешло к наследникам Джеймса. Пока наследники живы, трудностей не возникает. Но если потомство вымрет, или родство будет опровергнуто, тогда безусловное право собственности перейдет к другому наследнику и в этом случае Момпессоны лишатся своих владений.

Тихонько присвистнув, сэр Томас спрашивает:

— А жив ли наследник Хаффамов?

Мистер Момпессон и Гарри переглядываются.

— Этого мы не знаем, — отвечает мистер Момпессон, — Были двое, но они пропали. Видишь ли, их безусловное право ничего им не дает. Но, поскольку история с кодициллом выплыла на поверхность, векселя моего отца все стали принимать просто за бесценок. Даже сейчас, когда денежный рынок взлетел до небес и в дело идет любая бумага, абы с какой подписью.

— Так вы по уши в долгах? — спрашивает сэр Томас.

— Честно говоря, дела наши швах. Отцовский управляющий в Хафеме вовсю наживается за наш счет, но мой старик отказывается верить, хотя матушка с Барбеллионом дали все доказательства. Что до меня, то я набрал в счет наследства столько долгов, что, умри папаша хоть завтра, меня это не спасет от полного краха.