Квинканкс. Том 2

Я выбрался из постели и подбежал к окну: оно было заграждено засовом, который я не мог снять. К тому же комната моя находилась на втором этаже, и спуститься на землю было никак нельзя: даже если бы мне это удалось, я оказался бы во дворике, напоминавшем колодец, и выбираться оттуда пришлось бы только через дом.

Бежать нужно было не откладывая: я порешил не брать в рот ни крошки. Нельзя было и допустить, чтобы родичи заподозрили мою боязнь быть отравленным; поэтому я приподнял край ковра у кровати и спрятал там большую часть овсянки, притоптав ковер для сокрытия неровностей. Потом снова залез в постель — и хотя в продолжение вечера дверь не один раз отворялась и кто-то ко мне входил, я притворялся спящим, не смея даже чуть-чуть разомкнуть веки.

Прислушиваясь к затихавшим в доме шагам и голосам, я перебирал в уме свои возможности. Одежду у меня забрали вчера по возвращении из суда, после болезни я все еще чувствовал слабость; других денег, кроме соверена, у меня не было. Мог ли я холодной январской ночью надеяться убежать далеко босиком, в ночной сорочке? Да и куда мне было бежать: ведь я не знал никого, к кому можно было бы обратиться за помощью? Однако выбора у меня не оставалось: здесь меня ждала неминуемая смерть.

Я решил не шевелиться часов до четырех утра, когда все в доме погрузится в глубокий сон, а рассвет будет близок: уличный холод грозил мне гибелью. Борясь с дремотой, я прислушивался к бою часов на лестничной площадке: полночь, час ночи, два часа.

Глава 74

Наконец часы пробили четыре. Я свернул одеяла с тем, чтобы в них закутаться: стать вором я не боялся. К моему удивлению, дверь на этот раз не заперли, и я облегченно перевел дыхание. Я осторожно прокрался на лестничную площадку, погруженную в полную темноту, и очень медленно, со всеми предосторожностями, стал спускаться вниз по ступеням. Здесь темноту немного рассеивал только свет газовой горелки за калильной сеткой; зная, что слуги спят на верхнем этаже дома, а семейство — на втором и третьем, я чувствовал себя в относительной безопасности. Черный ход вел прямо на задний двор, и мне ничего не оставалось, как только бежать через парадную дверь. Я потихоньку снял один засов, потом другой: еще немного — и я, казалось мне, буду на свободе.

Но тут внезапно краем глаза я увидел, как сбоку, совсем близко от меня, отворилась другая дверь, и в проеме показалась чья-то фигура.

— Так вот твоя благодарность? — проговорил дядюшка. — Тебя настроили против нас? — Он протянул руку и прибавил газ в горелке у нас над головами. От вспыхнувшего огня по лицу его заплясали тени. — Какая удача, что я заработался допоздна и услышал шорох.

— Неправда! — вскричал я, мгновенно осознав всю свою наивность. — Вы меня подстерегали. У вас в комнате было темно — иначе я бы заметил отсвет в щели под дверью. И вот почему вы не заперли меня на ключ!

Понимая, что усилия мои напрасны, я все же потянул парадную дверь на себя, однако она не подалась.

— Ключ у меня в кармане, — коротко бросил дядюшка.

В отчаянии я забарабанил по двери кулаками, крича:

— На помощь! Выпустите меня! Караул!

Дядюшка с бранью схватил меня. Поднятый мною шум перебудил весь дом. На лестнице послышались голоса, внесли свет, и я, лягая дядюшку по ногам, пронзительно завопил. Единственное, на что я надеялся, это вызвать сочувствие у кого-нибудь из слуг. Глянув вверх, я увидел на лестнице Эмму и тетушку, стоявших там в ночных одеяниях. За ними показалась Эллен — подумать только, когда-то в ее лице мне чудилась доброжелательность! — и молодая служанка, которую раньше я видел лишь мельком. Слуга Фрэнк явился с нижнего этажа полностью одетым и, с первого взгляда оценив ситуацию, бросился дядюшке на помощь.

— В чулан его! — скомандовал дядюшка Фрэнку, и оба они поволокли меня в глубь дома.

— Мерзкий негодник! — воскликнула Эмма. — После всего, что мы для тебя сделали!

— Не вини его, дорогая, — проговорил дядюшка. — Разве ты не видишь, что он за свои поступки не отвечает?

— Нет, это неправда. Я не сумасшедший, — кричал я, обращаясь к служанке, взиравшей на меня в ужасе. — Они хотят меня убить! Они подсыпают мне отраву! Умоляю вас — обратитесь к правосудию, расскажите там обо всем.

Меня без промедления впихнули в каморку возле дальнего коридора. При свете свечи, с которой кто-то стоял у двери, я успел только разглядеть, что внутри нет ни мебели, ни ковра, ни камина, зато железная решетка загораживает единственное окошко, смотревшее, очевидно, на задний двор. Дверь тут же захлопнулась, и я остался один, в холоде и мраке.

Итак, пытаясь бежать, я угодил в ловушку. Холод пронизывал меня до костей: сопротивляясь, я растерял одеяла, а постельные принадлежности отсутствовали, и мне предстояло провести всю ночь в одной рубашке с возможной опасностью для жизни. Я улегся на голые доски, стараясь сжаться в комочек и даже не помышляя о сне. Они стремятся меня убить. Но я не поддамся.