Квинт Лициний 2

На ужин была "синяя птица", тушенная в сметане, и картошка. Я дождался момента, когда сытость уже привела родителей в благодушное настроение, и запустил свой стартап, заявив:

— А я решил себе хобби завести.

— М-мм? — папа с интересом обернулся.

— Мам, ты не против, если я твоей швейной машинкой попользуюсь?

— А? — неподдельно изумилась она и поперхнулась чаем.

— Что? — пораженный папа шлепнул ей ладонью промеж лопаток. Она с облегчением вдохнула и стерла выкатившуюся слезу.

— Мне кажется, что шить – не сложно… — с энтузиазмом продолжил я, — хочу попробовать. Я в журнале выкройку рубашки нашел, можно? А, можно?

Этой просьбой я сделал им вечер. Бурный поначалу смех быстро перешел в сдавленные всхлипывания про маленьких портняжек. Ничего, это было ожидаемо. Я невозмутимо допивал чай, отвечая на подковыристые вопросы.

Машинка? Да чего сложного-то? Нитку заправляй, да шей, ты ж неделю назад мне форму подшивала, я наблюдал. Ткань? Да купил метр восемьдесят смесовой. Ой, мам, а сколько там тканей интересных! И дешево-то как! Сколько сшить всего можно!

Последнее было правдой. До-фи-га! Очень, очень много разнообразных и качественных тканей в продаже, аж глаза разбежались. Поле непаханое. Шей – не хочу.

Когда шквал вопросов и подколок сошел на нет, я заставил папу поработать манекеном. Уже на этапе съемки мерок он что-то заподозрил, видимо, слишком уверенно я себя вел, и дальше мама давилась ухмылками в гордом одиночестве. Папа же посматривал скучный ничейный футбол и одним глазом косил в угол, где я, для виду поглядывая в "Работницу", сначала вычерчивал на кальке выкройку, а затем раскатал материал и начал кроить.

— Эк ты ловко ножницами, — заметил он, окончательно отворачиваясь от телевизора.

— Это ж не топор, — откликнулся я, — вот с тем бы намучался.

— Кхе… При чем тут топор? — с недоумением уточнил он.

— А… Ты не знаешь, — сообразил я и, продолжая кроить, пояснил, — слово "рубашка" происходит от "рубище". Ну, это очевидно… Сейчас так называют ветхую одежду. А вот раньше "рубищем" была одежда из грубой толстой ткани, обычно со швами наружу. Кроили кое-как, шили из разновеликих кусков и лоскутков. А вот эти самые куски, в связи с отсутствием ножниц, рубили из ткани топором. Поэтому – "рубище". Сам понимаешь, какого качества выкройка тогда получалась.

Кряхтя от натуги, все-таки пуд веса, поставил машинку на стол и снял деревянный корпус. Под ним был цельнотянутый аналог "Зингера", отличающийся от оригинала лишь расписью под хохлому. Отличный аппарат. Шьет только прямыми швами, но, зато, в умелых руках – высочайшего качества. А с оверлоком и петлепробивочной машинкой я потом что-нибудь решу, когда время придет.

Ножную педаль на пол, шпульку в челнок… Две катушки ниток в гнезда… Нити под лапку. Готово. Сложил лоскуток и прогнал шов. Хм, верхний чуть петляет. Я подрегулировал натяжение нитей и повторил, закончив реверсом.

Мама, услышавшая что-то в уверенном стрекоте машинки, тоже повернулась в мой угол.

— Мам, проверь, — попросил я.

Она придирчиво осмотрела мой шов, подергала.

— А неплохо, Дюш, неплохо. Для первого шва так и вовсе отлично.

Ха! Первого шва… Да я подкачал себе сорок лет портняжного опыта. Вот сейчас чутка потренируюсь, руки навык наработают, и я буду вас сильно удивлять.

Погонял разные швы еще минут десять. А мне нравится! Черт, мне нравится творить с нитками волшебство, под равномерное мелькание иголки и уютный стрекот. Есть в этом что-то медитативное, умиротворяющее.

А потом постепенно пришло понимание. Я стал чувствовать натяжение материи, различать ритм и увидел за выкроенными кусками цельную вещь.

— Ну-ка, встань, — скомандовал папе, — повернись. Руки вверх. Теперь слегка наклонись вперед, — чуть прищурившись, перевожу взгляд с выкроек на безропотного папу и обратно. Угу, понятно, надо учесть легкую асимметрию грудной клетки. — Садитесь, пациент.

Под чуть нервные пересмеивания родителей внес небольшие изменения в выкройки. Ну-с, вперед.

Через полтора часа рубашка вчерне была готова. Без воротника и манжет, они лежали отдельно, привыкая под прессом к клеевой бязи. Ох и намучался я с ней… Еще петли осталось обметать и пуговицы пришить. Но это завтра.

Пятница, 16 сентября 1977 года, день

Ленинград, 8-я Красноармейская ул.

— Давайте смелее, — напутствовала нас Биссектриса, — покажите этому биному, где раки зимуют. А учебнички закрыли и на край, на край положили.

Смешно двигая бровями, Паштет последний раз погипнотизировал треугольник Паскаля, словно пытаясь навечно впрессовать рисунок в сетчатку, и решительно захлопнул книжку. Да, я его неплохо поднатаскал за весну, но любви к математике он по-прежнему не испытывает. Вот и сейчас Пашкин взгляд, брошенный на портрет Ньютона на стене, был наполнен отнюдь не благожелательностью.

— Тетрадочки для контрольных открываем, — продолжала, слегка пританцовывая, резвиться у доски Биссектриса, — первый вариант решает легонькие задачки с левой доски, второй вариант с правой.