Итак, Серторий сумел захватить Питиусу, откуда можно было вновь попытаться напасти на Испанию. Вскоре, однако, появился вражеский флот во главе с Аннием Луском, под чьим началом находилось не менее 5000 воинов. Анний явно не желал дать противнику хоть малейшую возможности закрепиться у испанских берегов. Серторий был готов сразиться, хотя его легкие суда мало подходили для битвы. (Триеры, которые строились во время наместничества Сертория, видимо, погибли в Мавретании и при неудачной высадке в Иберии[312]
.) Но поднявшийся мистраль, характерный для этих мест весной, отнес его корабли в открытое море, где 10 дней их бросало по волнам. Наконец, когда ветер спал, Серторий и его спутники пристали к каким-то островам (видимо, между мысами Палос и Нао). Проведя на них ночь, они затем пересекли Гибралтарский пролив и высадились в Испании чуть выше устья Бетиса (Следует отметить, что этот район был одним из самых густонаселенных и романизированных районов Испании. Иначе говоря, Серторий все еще стремился привлечь на свою сторону римско-италийских поселенцев и романизированных провинциалов. По мнению И. Г. Гурина, местные жители проявили по отношению к мятежному проконсулу благожелательный нейтралитет — они не донесли на него сулланскому наместнику, коль скоро тот не напал на незваных гостей[314]
. Но желания выступить на стороне Сертория, судя по всему, провинциалы тоже не обнаружили. Неудивительно, что тот воздержался от активных действий.В этот момент произошел, пожалуй, самый знаменитый эпизод в жизни полководца. Он повстречал здесь моряков, только что вернувшихся из плавания на Острова Блаженных (Канары или Мадейра). «Там изредка выпадают дожди, постоянно дуют мягкие и влажные ветры; […] народ там, не обременяя себя ни трудами, ни хлопотами, в изобилии собирает сладкие плоды, которые растут сами по себе. Воздух на островах животворен благодаря мягкости климата и отсутствию резкой разницы меж временами года… Недаром даже среди варваров укрепилось твердое убеждение, что там — Елисейские поля и обиталище блаженных, воспетое Гомером.
Когда Серторий услыхал этот рассказ, у него родилось страстное желание поселиться на Островах Блаженных и жить там безмятежно, не ведая ни тирании, ни бесконечных войн. Зато киликийцы, узнав о его стремлении, отплыли в Африку, намереваясь вернуть Аскалиду, сыну Ифты, мавританский престол… Тем не менее Серторий не отчаивался, напротив, он решил оказать помощь тем, кто сражался против Аскалида» (
Искренность намерения Сертория отплыть на Острова Блаженных обычно не ставится под сомнение, по-разному толкуются лишь его мотивы. Если А. Шультен вслед за Плутархом приписывает ему стремление избежать дальнейшего участия в братоубийственной распре[315]
, то X. Берве оценивает план бегства на Острова Блаженных как проявление малодушия[316]. Предполагалось даже, что Серторий хотел основать «новый [пропуск в оригинале] государство»[317]. Особняком стоит точка зрения П. Тревеса, который счел всю эту историю выдумкой информатора Плутарха — Саллюстия, поскольку дальнейшая борьба Сертория за возвращение в Рим говорила об отсутствии у него намерения укрываться в «обиталище блаженных»[318]. Подобный скептицизм встретил возражения В. Эренберга[319]. Думается, однако, что рациональное зерно в этом предположении есть. Судя по тому, что в «райские» края экс-проконсул так и не отправился, его намерение отплыть туда действительно было выдумкой, но не Саллюстия или Плутарха, а самого Сертория. Вот как объясняет его поведение И. Г. Гурин. По мнению ученого, Серторий, находясь в Бетике, вел переговоры с лузитанами о приглашении его к ним в качестве командующего, но неудачно — он был ненавистен им как римлянин, да и в последнее время за ним числились не столько победы, сколько поражения. Тогда Серторий пустил слух, будто собирается отплыть на Острова Блаженных, желая этим подтолкнуть лузитан принять его предложение — ведь они могут лишиться возможности воспользоваться услугами такой важной персоны, как римский проконсул. Однако это их нисколько не обеспокоило, и переговоры закончились безрезультатно. Серторий же вскоре отплыл в Мавретанию, чем и доказал, что все его романтические планы — блеф (для путешествия на Острова Блаженных в пиратах он не нуждался)[320].