Ли удивилась, как просто и весело прошло их первое собеседование. Виктория была настроена позитивно и несмотря на то, что ее функцией перво-наперво на этой встрече было выявить уровень честности пары, чтоб знать, как с ними работать дальше, все же она была не предвзята. Видимо, практика работы в подобном месте научила ее не принимать поведение людей близко к сердцу. И, как и подумала Ли тогда, оказалось правдой – Вика много потом рассказывала на их встречах о вранье, уловках, махинациях. Но, она так же и рассказывала другую сторону вопроса, объясняя простым и понятным языком, почему врут приемные родители, почему дети из системы ведут себя ее хуже. Даже здесь, в детском доме, вранье погонялось враньем. Но, когда знаешь причину, побуждающую всех брошенных детей вести себя так, а не иначе, их поступки и слова уже видятся совершенно в ином свете. Каждый, рассуждая на сей счет понимал, что невозможно знать наверняка, как сам повел бы себя, окажись в западне. А ведь, иначе и не назовешь жизненную ситуацию, когда все не в твоих руках, а на воле случая.
Виктория подробно расспрашивала на счет отношений Ли и Джареда. Ребята сразу сказали, что они не в браке, да и не планировали расписываться. Рассказали, что уже десятилетие вместе и их планы друг на друга только крепнут с каждым днем. Посмеялись все втроем, выслушав версии некоторых поступков Джареда и Ли, доказывающих их крепкую привязанность друг к другу, созависимость, уважение, нежность и любовь. Виктория, выслушав такие примеры, хохотала каждый раз, как на юмористическом концерте, и все помечала в многлистовой анкете что-то, качая головой. Ли знала, что ничего дурного она там не пометит. А потом, когда им выдали две копии этих анкет без пометок психолога, попросив честно ответить на все вопросы еще раз дома, она только и поняла, предположив, что же там могла написать куратор о них.
Ничего из опрошенного не вызывало у Ли сомнения перед ответом. Их ложь была только в том, что они не пара, а трио. В остальном же, выступая единым мнением, было легко держаться, притворяясь чуть лучше, чем были ребята в глазах государственного работника, да и для любой организации подобного толка, ведь все структуры нынче были подведомственными военным, а те назидательно регламентировали поведение и нормы обществу. Несмотря на это для себя ребята твердо решили и верили, что ничего предосудительного и незаконного они не делают. Они были обычными людьми, имеющими при рождении право на жизнь счастливую и свободную. Других законов они не понимали, а потому угрызений совести не чувствовали.
Они рассказали про Алекс все, как было на самом деле. Что познакомились с нею несколько лет назад, а посочувствовав ситуации, пригласили в семью. На удивление, ребята ни разу не услышали от психолога вопроса, была ли с ними мать ребенка в каких-то интимных отношениях. Видимо, Вика решила избежать данного уточнения по личным соображениям. Было очевидно, что она в курсе современных перемен в институте семьи. Она ни капельки не походила на такую женщину, которая ни сном ни духом про полиаморию и квир-сообщество. Наоборот, ее взгляд, уверенный и смелый, когда течение разговоров и вопросы вплотную подбирались к этим темам, давал ребятам понимание, что она умышленно дает им знать, что в курсе ситуаций за пределами этого учреждения, но, мол, ее все это не касается и то, как живет данная пара не под прицелом – не ее дело. Получалось, она допускала мысль того, что Алекс может быть их партнером, любовницей и даже неофициальной женою. Но точно сообщала своим поведением, что это не имеет значения. Что она указывала многократно, так это то, что усыновление возможно только в том случае, если ни один из биологических родителей не проживает с ребенком и родителями приемными.
– А что нам делать, если Алекс когда-то передумает и решит вернуться? – напирала на сей вопрос Ли, пытаясь понять, на сколько опасно то, что при проверке у них застанут дома Даллу. Хотя и вопрос про Алекс тоже имел основание быть, ведь поступив единожды столь не красиво, Алекс могла вернуться со словами, что передумала. И Ли понимала, что никто из них четверых Алекс из семьи не погонит. Это было тяжело даже воображать, но Ли не допускала слабости и обдумывала все варианты.
– Ни одна система контроля за приемными детьми не сможет заставить приемных родителей поступать так, как должно. И хотя мы очень тщательно и долго отслеживаем жизнь ребенка после усыновления, я не смогу никогда со стопроцентной точностью утверждать, что даже самая образцовая семья будет без греха. Детских домов осталось так мало, и хотя дети все еще попадают в систему, не ровен час, когда наши структуры перестанут существовать. Брошенных или отнятых по закону детей не миновать – нас просто переинструктируют и переименуют…
– Чем будут заниматься подобные учреждения?