Кыш и Двапортфеля

Мы шли долго-долго, но всё почему-то не выходили к широкой просеке. Тогда мы свернули круто вправо, прошли километра четыре, но тоже не вышли к ней и поняли, что заблудились.

Зойка всхлипнула, Мишка стал определять, где север и юг, а Борька сказал:

– Вот и хорошо. Отдохну и всю корзину донесу.

Он отошёл в сторону, за кусты. Я наблюдал за ним. Он отошёл как будто по одному делу, а сам вынул из-за пазухи кусище хлеба и луковицу и стал быстро глотать их большими кусками. Потом он вышел из-за кустов как ни в чём не бывало. Мне даже противно было смотреть на него, не то что спорить и ругать его. И вдруг меня осенило:

– Спички! – закричал я. – Спички есть?

Мишка порылся в карманах.

– На… я печку утром растопляла… – еле слышно сказала Зойка.

Я вырвал коробок у неё из рук:

– Грибы будем жарить. Дров давайте. Встали как… эти…

Костёр мы разложили под большой елью почти на краю оврага. Было темно в лесу, но не страшно.

– За меня не беспокоятся, – сказала Зойка, – мы уже третий раз до утра блуждаем.

Я нанизал на обструганную веточку шляпки боровиков, но держал их не над огнём, а над угольками уже сгоревшего хвороста.

Мишка и Зойка тоже жарили шляпки. Борька рассматривал Мишкины находки.

– Зачем тебе это барахло вместо грибов?

– Пригодится, – сказал Мишка. – Вон из той ветки боярки я сделаю фигурку «злюка».

Борька ехидно покосился в мою сторону.

– А из пенька со щупальцами выйдет скульптура «жадина». Понял? Из коры с веткой «альпинист» получится. Вот зачем.

Борька надулся. Зойка, стиснув руками коленки, смотрела на угольки. Мои грибы сморщились, стали совсем маленькими и немного подгорели. Я стаскивал их прямо с ветки зубами и ел, и это было очень вкусно.

И только я хотел ещё зажарить грибов, как пошёл дождь. Костёр зашипел, запарил и стал гаснуть. Мишка, Зойка и Борька перебрались под большую ель и прижались друг к дружке, а я сел за стволом с другой стороны.

– Давайте спать, чтобы не бояться, – сказала Зойка.

Она разгребла руками грибы в лукошке, достала с донышка полбатона и пододвинула лукошко поближе ко мне.

«Не дождёшься… ни за что не съем… не такой я человек…» – думал я, покраснев и сглотнув слюнки. Я ёрзал на своём месте и чуть не плакал, оттого что я такой злюка, а Зойка такая добрая со своим полбатоном, и мне надоело злиться на неё из-за «чижика», не всё же мне выигрывать…

Дождь всё лил и лил, но капли сквозь ветви не падали.

Я боролся с полбатоном изо всех сил, а потом дотянулся до него и стал есть. Я бы его съел незаметно для себя, если бы не посмотрел в этот момент на Зойку и не подумал, что еды ведь у нас больше нет, а Зойка проснётся голодная… Когда это мы ещё доберёмся до дому!

Но всё-таки я отъел от него половину, остальное осторожно положил обратно в Зойкино лукошко.

Потом я подобрал с земли мокрые крошки хлеба, и мне захотелось спать. Сначала я присел рядом с Борькой. Так было теплее. Он и во сне не выпускал из рук самый красивый гриб. Глаза у Борьки были слегка раскрыты, будто он сторожил свою корзину. Мне стало противно, и я сел рядом с Зойкой.

Она никак не могла удобно устроиться и всё перекладывала голову с одной коленки на другую. Потом Зойка сложила на груди руки крест-накрест и прижалась ко мне. Я улыбнулся и подумал: «Хм… вот дурёха…»

Её кудряшки щекотали моё ухо, но я даже дышать старался осторожно, чтобы не разбудить Зойку. Мне почему-то было её жалко. И ещё было жалко, что идёт дождь и нельзя подсмотреть, как грибы пробивают размокшую корочку земли…

Когда я проснулся, уже начинало светать. Я побежал на пригорок и залез на высоченную сосну, чтобы заметить, откуда покажется солнце. Я вспомнил, что оно выходило по утрам из-за колхозной бани. И, как только слева от меня показался его красный гребешок, я слез с сосны и растолкал Мишку, Зойку и Борьку.

– Пошли, я выведу. Разоспались…

Мы, позёвывая и зябко поёживаясь, побрели к солнцу и немного погодя вышли к просеке.

Её, как сцену, уже заливали сотни солнечных прожекторов. А в прожекторах порхали белые бабочки.

– Воображают, как девчонки, – заметил я вслух.

Зойка тут же сказала:

– Смотри! Вон жук летит!

Здоровенный жук летел мимо нас по прямой и вдруг – бац! – с разгона стукнулся лбом о дерево.

– Как мальчишка! – засмеялась Зойка.

Я раздул ноздри и приготовил кулаки, но она не намекнула мне про полбатона и не съехидничала.

И тогда я, ни на кого больше не злясь, вовсю разговорился с умным Мишкой. Мы вместе решали, почему у ящериц отрастают хвосты, а у бульдогов нет.

Борька еле тащил свою корзину и то и дело нудил:

– Когда же премия? Две давайте мне премии.

Я совсем не думал о самом красивом грибе и вдруг в сторонке среди кустиков костяники увидел огромную бурую шляпку боровика. Я развёл руки, как будто ловил голубя, и не дыша, на цыпочках пошёл прямо на гриб.