Кыш и Двапортфеля

– Нет! – заупрямился папа. – Разговор далеко не окончен! Прошла целая школьная неделя, а в твоих тетрадках кляксы и какие-то червяки вместо прямых линий! У тебя, может быть, дрожит рука?

– Она как-то не двигается, – сказал я.

– А при разборке моей кинокамеры у тебя двигалась рука?

– Двигалась, – сказал я.

– Короче говоря, мне всё ясно, – заявил папа и после этого неожиданно потребовал, чтобы в течение завтрашнего дня Кыш был обучен не наливать на полу лужи.

– Митя! Пойдём подышим свежим воздухом, – вдруг предложила мама.

Это значило, что она не хочет, чтобы я присутствовал при её серьёзном разговоре с папой.

– Там холодно, – поёжившись, сказал папа.

– Надень пальто.

– Но оно на полатях.

– А ты достань. Пора, – сказала мама, и папе, ко всему прочему, пришлось доставать пальто, а мне снова держать стремянку.

Потом они ушли дышать свежим воздухом.

Кыш уныло лежал на матрасике. Он как будто чувствовал себя виноватым.

«Завтра привяжу его, когда пойду в школу, пока привыкнет не устраивать везде ералаш», – подумал я и посмотрел в окно.

Папа и мама не спеша ходили по скверику. Папа что-то горячо доказывал, размахивая руками.

Я сел за уроки и начал новую тетрадку. А Кыш встал за стул, стоявший перед моим столиком, и смотрел, как я вывожу пером чёрточки и нолики и макаю ручку в чернила. От интереса он высунул язык, но не мешал мне. Наоборот, у меня получилось несколько очень ровных палочек с хорошим нажимом и совсем мало клякс. Потом я учился читать по слогам.

Потом вернулись мама и папа. Папа сказал:

– Знал бы, никогда не стал бы есть пуд соли с этим человеком! Предатель дружбы!

– Всё-таки, по-моему, ты неправ, – сказала мама. – И пока не признаешь это, будешь злиться.

– Никогда! О-о! Никогда! – воскликнул папа и проверил мои тетрадки.

Перед сном я спросил, кто из его друзей оказался предателем дружбы.

– Дядя Сергей Сергеев, – сказал папа.

– Значит, выходит, пуд соли зря пропал?

– Ещё есть какие-нибудь вопросы? – сухо поинтересовался папа.

У нас была договорённость: для того чтобы не теребить папу каждые десять минут разными вопросами, я должен был их копить целый день и вечером задавать все сразу.

– Что такое пигмей? – спросил я.

– На этот вопрос я отвечу завтра, – сказал папа. – Всё остальное ясно?

– А почему дядя Сергей Сергеев – предатель? Что он сделал?

– Станешь взрослым – поймёшь! – сказал папа. – И зря ты обижаешься на прозвище Двапортфеля. Прекрасное и очень редкое прозвище. Такие бывают только у индейцев. Помнишь, я читал про одного индейца? Его звали «Он Красит Волосы В Рыжий Цвет». Так что не обижайся.

– А у тебя в первом классе какое было прозвище?

– Булка. Меня звали Булкой, потому что я любил есть на уроках. Потом отвык. Ну, спи, – сказал папа…

21

Утром перед школой я так и сделал, как задумал: привязал Кыша. Поставил рядом миску молока, блюдце с водой и отрезал кусок колбасы.

– Не вздумай перегрызть верёвку, – сказал я ему. – Мне тоже приходится как привязанному сидеть за партой по сорок пять минут. А переменки маленькие. На уроке, если повернёшься не так, сразу тебе замечание делают. И до звонка из класса никуда не выйдешь. Понял?

«Рр-ы! Ничего я не понял. Иди уж, а то опять опоздаешь!» – сказал Кыш, и я пошёл в школу, но на этот раз не опоздал.

Мотор экскаватора завели без меня. Он пыхтел, пуская в небо синие колечки, а машинист прилаживал к стреле вместо ковша огромную железяку, похожую на бомбу…

В классе на меня сразу набросилась Снежка:

– Ты почему вчера от всех убежал и меня бросил?

– Кыш был голодный и очень бедокурил, – сказал я ей.

– Больше так не делай. Надо прощаться.

Когда начался урок, Снежка сказала мне:

– Давай поспорим, что я сейчас на уроке саблю проглочу и съем!

– А на что поспорим? – спросил я, даже не успев подумать, откуда у Снежки взялась сабля.

То, что их глотают некоторые люди, я знал из рассказов папы про цирк.

– На любое желание давай спорить, – сказала Снежка. – «Американка» называется такой спор.

Вета Павловна как раз в этот момент смотрела в другую сторону. Мы ударили по рукам, а Оля Данова, по прозвищу Ога, разняла наши руки.

Снежка вытащила из портфеля какой-то предмет, завёрнутый в жирную бумагу, и положила его на коленки.

– Может, не надо глотать на уроке? Подождём переменки, – шепнул я.

– Я позавтракать не успела, – сказала Снежка и достала кусочек булки. – С хлебом сабля вкусней. Ну, смотри!

Я раскрыл рот от волнения, а Снежка вынула из бумаги что-то ржаво-сине-серебристое, только без ручки. Она откусила кусок, пожевала и проглотила. Потом откусила ещё кусок и с набитым ртом сказала:

– Это сабля, но только жареная рыба. Не догадался? Ты проиграл!

Я захохотал на весь класс, и к нашей парте тут же подошла Вета Павловна:

– Сероглазов! Ты почему смеёшься? Встань!

– Мне смешно стало, – сказал я правду, потому что обещал папе никогда не врать учителям.

– Почему смешно? Молчишь? Садись. Снежана Соколова, встань. Что у вас здесь происходит?

Снежка быстро успела всё проглотить и сказала:

– Можно, я вам на ухо объясню?

– Нет, нельзя. Нехорошо при всех шептаться и некрасиво.