Кыся

Под столом стояли три миски. Одна - полная всякой вкуснятины, вторая - со сливками, третья - пустая. Рудольф уселся точно напротив пустой миски, повернул голову к занавеске, отделяющей комнатенку от закулисной части стойки бара, и вдруг неожиданно громко завопил противным до омерзения голосом:

- Мяа-а-а-а!!!

- Тихо ты! - испугался я. - Услышат - скандал будет.

- Быстрей прибежит, - спокойно сказал Рудик. - Мяа-а-а!..

Бармен влетел в комнату, увидел, что Рудольф сидит перед пустой миской, и тут же наполнил эту миску чистой свежей водой. И снова умчался за занавеску.

- Ну, как я его надрочил? - тщеславно спросил Рудик и добавил: - Ты пей, пей!..

- У тебя с ним такой серьезный Внутренний Контакт? - с уважением спросил я и принялся лакать воду.

- Боже меня упаси! Когда-то он пытался установить Контакт между нами, но я это сразу же пресек. На кой мне хрен, чтобы он все про меня понимал? Пошел он...

- Как же ты добиваешься, чтобы он верно реагировал на то, что ты хочешь?

- Самым элементарным способом - я выработал в нем три-четыре условных рефлекса, а больше мне от него ни черта не нужно.

Вот гадость-то! Какой отвратительный расчетливый цинизм и ничем не прикрытое потребительство. Ну, не сволочь ли?! И это при такой обеспеченности!.. - подумал я и раздраженно спросил:

- Неужели в тебе нет к нему и капли благодарности? Я смотрю, он же на тебя не надышится, Рудик...

- Плевал я на него. Он это все обязан делать.

- За что?! - я чуть не завопил от возмущения и почувствовал, что еще минута, и я разделаю этого жирного, пушистого, наглого Рудольфа, как Бог черепаху! Просто разберу его на составные части!.. - За что?! За то, что ты жрешь, пьешь, спишь и серешь за его счет! За то, что ты сутками жопу от его кушетки не отрываешь? За то, что он по первому твоему вонючему "Мяа-а-а!" бежит выяснять - что тебе нужно? За то, что он тебя за границу возит, в то время, когда миллионы Котов и мечтать об этом не могут... За что он все это тебе обязан, блядь ты толсторожая?!

У меня сама собой поднялась шерсть на загривке, прижались уши, мелко забарабанил хвост и непроизвольно обнажились клыки.

Но Рудольф, надо отдать ему должное, не испугался. Напротив, очень спокойно, я бы даже сказал, благодушно переспросил меня:

- 3а что? - он сел на свою пухлую задницу, поскреб лапой за ухом и сказал, глядя мне прямо в глаза: - А за то, что он меня искалечил.

Я внимательно осмотрел Рудольфа с головы до кончика хвоста и не отметил в его фигуре ни одного изъяна, кроме нормального обжорского ожирения.

- Чего ты треплешься? Где он тебя искалечил? - рявкнул я на него.

- Не "где", а "как", - невозмутимо поправил меня Рудольф. - Он искалечил меня не физически, а нравственно.

- Что-о-о?!.

- Нравственно, - повторил Рудольф. - В течении четырех лет я был единственным поверенным и свидетелем его подлостей, его воровства, его жульничества, предательств, обманов... Но я понимал - он живет в той среде, в тех условиях, где иначе не выжить. Это одна из граней его профессии. Так сказать, сегодняшняя норма нашей жизни. И вот это "мое понимание" постепенно стало приводить меня к мысли, что ни в подлости, ни в воровстве, ни в предательстве - нет ничего особенного. Все остальные, кто этого не делают - нищие, слабоумные существа, не имеющие права на существование. То есть, постепенно я стал оправдывать его во всех его мерзостях, с легкостью находя им естественное и логическое обоснование...

Мамочки! Я слушал и только диву давался. Кто бы мог подумать, что этот сонный, разожравшийся Котяра, который ради куска осетрины или какого-то там сраного заграничного паштета напрочь забыл о счастье Обладания Кошкой, о вкусе Победы над другим Котом; живущий без любви и без привязанностей, - вдруг начнет говорить такое! Да еще таким языком... Я просто обалдел!

- Ты меня слушаешь? - спросил он.

- Да, да... Конечно, - ошарашенно пробормотал я.

- Я стал мыслить его убеждениями, его принципами, - продолжил Рудольф. - Нет, я не повторял все то, что делал Он, - для этого я слишком изолирован от реальной жизни, но в том, что Он совершал, я уже не видел ничего дурного. И это было самое ужасное! Где-то, в глубине сознания, я ощущал, что нравственно я падаю все ниже и ниже...

- Но осетрина, паштет, сливки... Да? - не удержался я.

- Да. В значительной степени, - честно признался Рудольф. - Но, повторяю, с некоторых пор я начал ощущать некое уродство и своего, и Его бытия...

- А хули толку? - снова прервал я его и с нежностью вспомнил своего приятеля - бездомного и безхвостого Кота-Бродягу. - Ты что-нибудь сделал, чтобы помешать Ему и самому не стать окончательным говнюком?

- Сейчас сделаю, - ответил Рудольф. - И не смей больше меня перебивать! А то твой... Как его?

- Водила?

- Да. А то твой Водила сейчас допьет пиво и унесет тебя в этой идиотской сумке. И ты ни черта не успеешь узнать. Заткнись. Понял?

Вот тут мне показалось, что сейчас я услышу то, чего мне так не хватало! И я покорно сказал Рудольфу:

- Понял, понял... Все! Молчу, - и действительно заткнулся.