Кыся

- Вы что, один ее собираетесь делать?! - вскипел усатый. - А ваши ассистенты, анестезиологи, операционные сестры, техники - они все тоже откажутся от денег, лишь бы вы смогли прооперировать этого русского?! Я не говорю уже о чудовищной стоимости медикаментов, перевязочного материала, амортизации аппаратуры, стоимости энергии... А последующие расходы? После операции?..

- Но, черт побери, существует же, кроме примитивных денежных расчетов, в которых мы буквально все утопаем, еще и какая-то этическая норма взаимоотношений - "Врач и Больной"?! - разозлился фон Дейн.

- О, Боже... - усатый даже всплеснул руками. - Но если русские не хотят за него платить и требуют немедленно отправить этого гангстера в Петербург - какого черта вы упираетесь?! Они хотят его сами оперировать Бог им в помощь... Что вам-то?

- Мы ликвидировали его ранение брюшной полости, еле-еле привели его к состоянию, когда можно начинать нейрохирургию, а теперь... Это преступно и возмутительно! - рявкнул профессор.

- Мы получили факс из Бонна от русского посольства, что всю ответственность за реэвакуацию больного берет на себя министерство здравоохранения России. Это же согласовано с их спецслужбами и нашим Федеральным Криминальным управлением. Естественно, всю его историю болезни, всю документацию по нему мы передадим им немедленно. Тем более, что они присылают за ним специально оборудованный самолет с сопровождающими.

- Но как он перенесет полет? Кто эти сопровождающие?.. - Фон Дейн чуть не застонал.

- Успокойтесь, Фолькмар. Теперь вы уже не несете за него никакой ответственности, - сказал усатый.

- Да разве в этом дело! - горько произнес фон Дейн. - Бог мой, Бог мой... Несчастная страна, несчастный народ, несчастный этот русский шофер. Как он все это выдержит? Он даже слова сказать не может...

Посчитав, что разговор с профессором закончен, усатый толстяк с трудом втиснулся в свой "Опель", завел мотор, захлопнул дверь, но с места не тронулся. Плавно опустилось стекло водительской двери, и толстяк негромко и печально сказал фон Дейну:

- А может быть, его именно поэтому и забирают у нас так срочно. Может быть, кому-то там, в России, очень не хочется, чтобы этот шофер после вашей операции стал бы говорить какие-то слова? Вы об этом подумали?

И толстяк, не попрощавшись, уехал. А через полминуты уехал и профессор фон Дейн.

Я сознательно не прерывал рассказа о разговоре профессора фон Дейна с усатым толстяком описанием того, что творилось со мной во время этого разговора. Я затаился под чьим-то "Чероки" в двух метрах от профессорского "Ягуара", и поэтому сумел не пропустить ни слова.

То, что меня ни за что не возьмут в этот спецсамолет, который прилетит за Водилой - у меня не возникло никаких сомнений. Но на себя мне было уже наплевать. Я твердо знал, что когда-нибудь я все равно доберусь до Петербурга! Тут, как говорил Шура Плоткин, "и к гадалке не ходи".

Но что будет с Водилой?! А если он в самолете очнется и станет меня искать - а меня там нет... Он - больной, переломанный и измученный бедняга - где-то летит по воздуху, а я, здоровый и невредимый Котяра, в это время гуляю по Мюнхену! Ничего себе ситуация!

Одного Человека, с которым мы были так необходимы друг другу, я уже потерял. Теперь я теряю Второго...

* * *

Последнюю ночь Водилы на немецкой земле около него дежурила Таня Кох. Ко второму часу после полуночи больница угомонилась, и Таня в белых широких полотняных штанах и такой же белой рубахе навыпуск вышла за мной к служебному входу, катя перед собой маленький столик на колесах. На столике стоял большой никелированный бак с крышкой.

- Послушай, Кот, - тихо сказала мне Таня. - Я больше не могу ночью шляться по клинике с авоськой, будто я только что бегала в лавочку. Ты уж, пожалуйста, не обессудь и полезай в стерилизатор, а я тебя прикрою крышечкой. Это мне полицейский подсказал...

Я тут же прыгнул в бак, Таня накрыла меня крышкой и мы поехали.

Профессор фон Дейн оказался прав - Водила выглядел гораздо лучше, чем в прошлые дни. Почти сошел чудовищный отек со лба, остался лишь громадный синяк с желтизной по краям. И дышал Водила лучше - ровнее и глубже. И если бы не провода и трубки, которыми он был опутан, казалось, что Водила просто спит глубоким спокойным сном после тяжелого трудового дня.

Таня наглухо закрыла дверь и подложила меня Водиле под руку, прошептав:

- Черт бы тебя побрал, Кот, какой ты тяжелый!.. Полежи так. Может быть, он хоть тебя почувствует.

На мгновение мне пригрезилось, что коснувшись моего загривка, пальцы Водилы слегка шевельнулись. Но потом я понял, что ошибся. Тогда я изо всех сил сам стал вызывать Водилу на связь. Чтобы усилить свой сигнал, я лизал его руку и даже чуточку покусывал концы его пальцев. Реакция ноль!

Тогда я перестал суетиться и дергаться, расслабился под теплой, тяжелой, но безжизненной ручищей Водилы, немного передохнул и осторожно, не спеша, начал тихо-тихо вызывать его снова.