Кыся-2

И улегся на свою клетчатую постель, зазывно пахнущую польской сексапилочкой Баськой Ковальской. Фридрих присел передо мной на корточки, осторожно погладил меня за рваным ухом и тихо сказал:

-- Ты даже не представляешь себе, Кыся, как я тебе благодарен за сегодняшний вечер... А теперь я пойду приму душ. Не возражаешь?

-- Нет, -- муркнул я ему в ответ и с жалостью проследил, с каким трудом он разогнулся и выпрямил ноги.

Фридрих ушел в ванную, а я лежал и думал, что сыт не только "Тантрисом", но и всей рухнувшей на меня сегодня информацией -- и той, которую я сам ПОЧУВСТВОВАЛ, и той, которую услышал от Дженни, да, пожалуй, и той, которую только что мне грустно поведал Фридрих...

Как же мне связаться с Рэксом?! Неужели он не догадается внушить своему Человеку, что меня следовало бы навестить?! Догадался же он позвонить к Шредерам!.. После той чудовищной ночи на автобане, ей-Богу, я вправе рассчитывать хотя бы на небольшое внимание немецкой полиции...

Теперь, самое главное, -- не упустить момент вероятного взрыва! Точнее -момент попытки убийства Фридриха. Естественно, что Фридриху я даже слова про это не вымолвил! Достаточно того, что он сам что-то ОЩУЩАЕТ и пребывает в достаточно нервном состоянии. Не хватает мне подливать масла в огонь...

Помню, как-то Шура с приятелем притащил домой свежей корюшки и литр водки. Всю ночь пили водку и жарили корюшку. Это такая рыбка у нас в Неве водится... Так вот, когда они начали вторую бутылку пить, Шура -- уже хорошенький, -- плеснул на сковородку подсолнечного масла чуть ли не целый стакан. Но на сковородку не попал, а попал точненько на соседнюю горящую газовую конфорку.

Что тут было!.. Огонь до потолка, я на буфете, Шура с приятелем сразу стали трезвыми -- заливают огонь водой, брызги во все стороны, потолок -- черный, на соседней конфорке на второй сковороде -- корюшка горит уже синим пламенем, как угли... Я на буфете под потолком задыхаюсь от дыма, кашляю, Шура меня вниз стаскивает, окно распахивает, а на улице -- холодрыга жуткая!..

-- Картинка маслом!.. -- как сказал потом умудоханный Шура и добавил счастливо: -- Хорошо, что почти целая бутылка водки еще есть! Немедленно наливаем и снимаем к черту этот пожарный стресс!..

Опять отвлекся... Не идет у меня Шура из головы. Водилу забыть не могу, Питер...

Теперь вот, чувствую, с Фридрихом всякие душевные заморочки начнутся. Как его оставишь в таком состоянии, рядом с этими суками? Мало мне было своей российской преступности, я теперь, кажется, и в немецкую вляпываюсь...

Ладно, разберемся. Значит, эти гады хотят взорвать Фридриха в то время, когда он в Рождественскую ночь станет запускать в небо эти огненные штуки...

Стоп! Стоп! Стоп!!! В какую ночь -- в Рождественскую или Новогоднюю?! Вот где нельзя завалить ухо! Ведь еще Таня Кох говорила, что между Рождественской ночью и Новогодней -- вроде бы целая неделя... Вот, елки-палки, где можно пролететь "как фанера над Парижем"!..

Как бы не вышло, что я буду готовиться к взрыву в Новогоднюю ночь, а он раздастся в нашем доме на наделю раньше -- в Рождественскую!

Завтра же выяснить, сколько суток осталось до Новогодней ночи, а сколько до Рождественской! Господи, да у нас в Петербурге ни одному Коту в голову не придет даже думать -- которая из этих ночей раньше, и чем они вообще отличаются друг от друга!.. А здесь вот -- приходится. И не просто так, из пресловутого Кошачьего любопытства, а ради спасения Человеческой жизни и самого себя -- я же буду рядом с Фридрихом в момент взрыва. Да хотя бы ради того, чтобы Моника фон Тифенбах-Хартманн не умерла бы от "разрыва сердца" на могиле своего отца...

Честно говоря, после всего того, что я сегодня услышал под столом "Тантриса" от Дженни, -- я совершенно не против взрыва. Только взрыв должен произойти чуточку раньше, чем Фридрих запустит свою первую ракету в ночное праздничное небо. И совсем в другом месте. Ну совершенно не там, где рассчитывают это сделать Гельмут Хартманн и Франц Мозер...

____________________

Уже на следующий день произошло маленькое событие, которое утвердило меня в правильности моего решения...

Но сначала об обстановке в доме.

Во всех многочисленных выходах в сад, внизу дверей и гаражных ворот уже были аккуратно вырезаны небольшие квадратные проходы, сквозь которые я мог покидать дом и возвращаться в него, когда мне вздумается. Сверху этих проходиков герр Лемке предусмотрительно прикрепил заслонки из плотных листов резины против никчемушных сквозняков. Мне же было достаточно слегка надавить головой или лапой на нижний край заслонки и она любезно отгибалась, пропуская меня туда, куда нужно.

Каждый служащий дома фон Тифенбаха имеет свой автомобиль. Не очень новый, не очень дорогой, но собственный. И когда служащие ездят на них по Фридриховым делам, то Фридрих оплачивает им и бензин, и какую-то "амортизацию". Что это такое -- понятия не имею.

Так вот, фрау Ингрид Розенмайер -- кухарка, уже с раннего утра успела смотаться в ближайшую лавочку и накупила мне разных ихних немецких и английских Кошачьих жратв...