Кыся - 2

– Мартынчик! Ну, при чем тут Мозер?! Гельмут написал завещание в пользу Моники, а Моника подписала завещание в пользу Гельмута. У нас так всегда делается…

– Конечно, это была идея Гельмута? – спросил я.

– Конечно! – подтвердила Дженни. – И насколько я поняла – все, что останется от Фридриха и Моники, все будет разделено на две равные части – Гельмуту и Мозеру с дочкой. Как бы то ни было, но они все станут невероятно богаты!

Я так и присел на хвост!

Ах, не зря я сегодня утром в кабинете у Фридриха почувствовал… Или ощутил?.. Или увидел?.. Пожалуй, и то, и другое, и третье. Я – своим НЕОБЪЯСНИМО-КОТОВЫМ ПРЕДВИДЕНИЕМ, что ли, и ОЩУТИЛ, и УВИДЕЛ, и ПОЧУВСТВОВАЛ чью-то ТЕНЬ за спиной Франца Мозера! Ах, не зря мне причудилась ЭТА ТЕНЬ!

И вдруг будто молния пронзила мне мозг!

Вот когда у меня встала шерсть на загривке и во всю забарабанил кончик хвоста по полу!

"Стоп! Стоп!!! Стоп!!!" сказал я сам себе и срывающимся от волнения голосом стал умолять Дженни:

– Солнышко мое!.. Деточка любимая… Девочка моя ненаглядная! Ради всего святого, Дженни, пупсинька, вспомни, пожалуйста, когда твой Хартманн узнал о том, что тот груз, за который он должен был нести ответственность, исчез?

– Ну, Мартынчик… Это было так давно! Очень мне нужно помнить про дела этого паршивца и хама! – капризно и легковесно отмахнулась Дженни.

Наверное, уважающему себя Коту такие штуки делать непозволительно. Но у меня просто не было другого выхода! Я моментально придавил Дженни к полу двумя лапами, не скрою, изрядно выпустив когти, навалился на нее и прошипел в самое ее Собачье ухо:

– Если ты, сучка Грюнвальдская, не вспомнишь то, о чем я тебя спрашиваю, то я в одну секунду перекушу твою тощенькую шейку, и первым трупом во всей вашей фамильной истории окажешься ты! Ясно тебе, дура!?

Дженни испугалась и заплакала. Жалко ее было – сердце разрывалось! Но, повторяю, у меня не было другого выхода.

И снова приподнялась скатерть, и к нам заглянул Фридрих. Все-таки, интуиция у него развита безукоризненно! Любой старый Кот может позавидовать!

Я тут же сделал вид, будто трахаю Дженни. А что мне оставалось делать? Тем более, поза уже почти соответствовала…

Фридрих удивленно и уважительно сделал брови домиком, пробормотал почему-то по-французски "Миль пардон…", опустил скатерть и вернулся наверх – в круг родных, друзей и врага.

– Ну?! – я наложил свои клыки на шею Дженни.

О, черт меня побери… Что же я делаю? Ну а если она действительно не помнит? Не губить же такую девку понапрасну? Да еще такую симпатягу!..

– Сейчас… Сейчас!.. Я, кажется, вспомнила… – всхлипывая, провякала полузадушенная Дженни. – Мы приплыли из Петербурга в Киль… Потом целый день ехали в Мюнхен. А о пропаже груза он узнал на следующий день, рано утром…

Теперь у меня не было никаких сомнений – Гельмут Хартманн, Хозяин карликового пинчера дамского пола Дженни, муж Моники фон Тифенбах-Хартманн и зять САМОГО Фридриха фон Тифенбаха – был одним из главных "заказчиков" по переправке ста килограммов "нашего" кокаина из Петербурга в Мюнхен, а там Бог весть еще откуда…

Это он, Гельмут Хартманн – один из тех, у кого руки по локоть в крови моего Водилы!

Это на его совести должна лежать смерть нашего русского дурака-шоферюги – Лысого, ради нескольких тысяч вонючих долларов ввязавшегося в гнусную убийственную авантюру!..

Это он виновен в том, что милая худенькая еврейская мама Алика, эмигрировавшая из бывшего Советского Союза из-за Афганистана и Абхазии, из-за Карабаха и Грозного, мечтавшая уберечь единственного сына от всех наших грязных политических разборок, потеряла своего обожаемого Алика – холодного и профессионального убийцу, именно здесь, на такой благополучной, сытой и якобы цивилизованной земле…

Я облизывал с ног до головы испуганную рыдающую Дженни, просил у нее прощения – дескать, все от нервов, все от нашего российского дурацкого неумения разрешать конфликтные ситуации путем мирных переговоров…

Я даже клялся ей в вечной любви (?!), а у самого в башке билась одна мысль – не справиться мне самому со всей этой хреновиной на их территории! Происходило бы это у нас на пустыре, или вообще в Питере, – другое дело. А тут, наверное, придется подключать полицию. Эх, Рэкса бы сейчас сюда, Рэкса!..

– Что же ты молчала до сих пор… милая? – как можно мягче спросил я у этой великосветской дурочки, в последнее мгновение заменив слово "кретинка" на слово "милая". – Владеть такой информацией!.. И спокойно сидеть и ждать у моря погоды… А если бы ты меня не встретила? Это же страшно подумать!

– Я знала, я знала, что обязательно встречу тебя!.. – восторженно пролепетала она и снова стала валиться на спину.

Но поняв, что у меня сейчас нет никакого желания "слиться с ней в едином экстазе", как когда-то говорил Шура, она перешла на совершенно деловой тон:

– Боже мой, Мартынчик! Ну, подумай сам, – кому я могу все это рассказать? С Людьми я не умею разговаривать, а этому болвану, к которому по настоянию врача меня все-таки водили на случку, – так ему бесполезно что-либо вообще говорить…

– Какому еще "болвану"? – удивленно спросил я.