Кыся

– Да не было, не было там никаких пятисот килограммов! Я же сама слышала, полиция на автобане говорила о ста килограммах! Ну, "Штерн"! Ну, "Штерн"!.. Не приврать – не может. Да! И еще… Но это я уже подтверждаю. Послушай, Кот: "В ближайшие дни будет произведена серьезная нейрохирургическая операция единственному оставшемуся в живых русскому участнику кокаиновой трагедии. Врачи надеются, что после операции к нему вернется сознание и он сможет приоткрыть завесу над тайной, покрывающей эту преступную историю…" Вот так, мой дорогой Кот! Пока, правда, идут какие-то переговоры с Минздравом России, но уже с завтрашнего дня мы начинаем готовить твоего приятеля к операции. Оперировать будет сам профессор фон Дейн. Отличный доктор! Такое впечатление, что его выучил мой казахский Левинсон…

* * *

Но уже на следующий день выяснилось, что в Мюнхене никакой операции Водиле делать не будут!

Около трех часов дня, когда большая часть врачей покидает больницу, оставляя ее на дежурных коллег и младший медицинский персонал, я шатался по служебной автостоянке вокруг роскошного "Ягуара" профессора фон Дейна, в надежде увидеть его самого и посмотреть – как выглядит Человек, который должен вернуть Водилу к жизни.

Его "Ягуар" я уже знал. Неделю назад Таня показала мне машину профессора и завистливо заметила:

– Ничего себе автомобильчик у нашего шефа? Под сотню тысяч марок тянет. Если бы Боженька был справедлив, то мой нейрохирургический казах Вадик Левинсон вообще должен был бы на полумиллионном "Роллс-Ройсе" по Парижу ездить. А он на мотоцикле по Алма-Ате гоняет…

По-моему, этот казах с такой странной фамилией – был единственным Человеком, которого Таня вспоминала из своей прошлой жизни. Как я Шуру Плоткина.

Не успел я прошляться под машинами и получаса, как к "Ягуару" подходит высокий стройный седой человек лет сорока пяти и какой-то низенький полный господинчик с огромными усищами. Оба в пальто и с папками.

И я вспоминаю точно, что высокого и стройного я уже пару раз видел у служебного входа, а низенького, полного – никогда.

Высокий открывает "Ягуар", снимает пальто, бросает его на заднее сиденье и туда же кладет кожаную деловую папку. Значит – это профессор фон Дейн. А я не знал…

Низенький, полный, с усищами, открывает стоящий рядом "Опель-Омега", делает абсолютно то же самое и говорит фон Дейну, продолжая, видимо, давно начатый разговор:

– У него же райзеферзихирунг! Эта идиотская нищенская медицинская страховка типа нашей АДиАЦе! Сто тридцать марок за три месяца. Все русские покупают для своих сотрудников, едущих за границу, только такие страховки!.. А один день пребывания этого русского бандита в нашей клинике стоит больше тысячи двухсот марок! Не считая вашей операции…

– Я мог бы отказаться от гонорара за эту операцию, – говорит профессор фон Дейн.

– Вы что, один ее собираетесь делать?! – вскипел усатый. – А ваши ассистенты, анестезиологи, операционные сестры, техники – они все тоже откажутся от денег, лишь бы вы смогли прооперировать этого русского?! Я не говорю уже о чудовищной стоимости медикаментов, перевязочного материала, амортизации аппаратуры, стоимости энергии… А последующие расходы? После операции?..

– Но, черт побери, существует же, кроме примитивных денежных расчетов, в которых мы буквально все утопаем, еще и какая-то этическая норма взаимоотношений – "Врач и Больной"?! – разозлился фон Дейн.

– О, Боже… – усатый даже всплеснул руками. – Но если русские не хотят за него платить и требуют немедленно отправить этого гангстера в Петербург – какого черта вы упираетесь?! Они хотят его сами оперировать Бог им в помощь… Что вам-то?

– Мы ликвидировали его ранение брюшной полости, еле-еле привели его к состоянию, когда можно начинать нейрохирургию, а теперь… Это преступно и возмутительно! – рявкнул профессор.

– Мы получили факс из Бонна от русского посольства, что всю ответственность за реэвакуацию больного берет на себя министерство здравоохранения России. Это же согласовано с их спецслужбами и нашим Федеральным Криминальным управлением. Естественно, всю его историю болезни, всю документацию по нему мы передадим им немедленно. Тем более, что они присылают за ним специально оборудованный самолет с сопровождающими.

– Но как он перенесет полет? Кто эти сопровождающие?.. – Фон Дейн чуть не застонал.

– Успокойтесь, Фолькмар. Теперь вы уже не несете за него никакой ответственности, – сказал усатый.

– Да разве в этом дело! – горько произнес фон Дейн. – Бог мой, Бог мой… Несчастная страна, несчастный народ, несчастный этот русский шофер. Как он все это выдержит? Он даже слова сказать не может…

Посчитав, что разговор с профессором закончен, усатый толстяк с трудом втиснулся в свой "Опель", завел мотор, захлопнул дверь, но с места не тронулся. Плавно опустилось стекло водительской двери, и толстяк негромко и печально сказал фон Дейну:

– А может быть, его именно поэтому и забирают у нас так срочно. Может быть, кому-то там, в России, очень не хочется, чтобы этот шофер после вашей операции стал бы говорить какие-то слова? Вы об этом подумали?