КЖД II

— Посмотри на неё, — Розари указала на Анижу. — Посмотри. У неё нет доспеха Кальдур. Каждая из тысяч ран, что ты получил на службе у Госпожи, для неё бы была смертельной. Она не дура и знает это. И всё равно здесь. Потому что она верит. И каждая щепотка её веры до этого момента совершала чудо. Позволила ей дойти сюда. Посмотри на неё, Кальдур и посмотри на себя.

Кальдур стиснул зубы и смотрел.

— Ты не сможешь утащить нас двоих так далеко. Даже если я позволю тебе взять. Даже если это вообще возможно.

— Не смогу, — спокойно ответила она. — Ты сделаешь это сам.

— Мой. Доспех. Сломан, — выплюнул Кальдур каждое слово, всё ещё смотря на Анижу.

— Ты тоже был сломан, когда мы нашли тебя, Кальдур. Я буду держать тебя за руки. И всё получиться.

В её словах и глазах было столько веры, что он больше не нашёл ничего внутри у себя, чтобы возразить.

— А тебе есть, что сказать, Колосс?

— Я погибну.

— И я тоже. Разве тебе страшно умереть за Госпожу?

— Нет.

— А если я умру за Неё… Она простит меня?

Колосс не ответил. Кальдур вздохнул, поднялся и кивнул. Розари поднялась следом.

— Ещё увидимся.

Она подарила свою последнюю улыбку Аниже, на секунду стала простой и открытой девчонкой из такой же деревни, которая никогда не видела забот.

Сформировала доспех, подошла к нему, стиснула его ладони, так что металл запротестовал, впилась ему в глаза.

И во вспышке чёрно-фиолетового пламени они исчезли.

Виденье 24. Мёртвые внутри

— Живой?

Крик Розари потонул в сплошном гуле ветра. Кальдур открыл глаза, закрыл и снова открыл. Подумал, что ослеп — перед глазами была почти сплошная белая пелена. Что-то царапнуло по его шлему, и он смог разглядеть мутное пятно Розари в сплошной стене метели.

— Вставай, мать твою! Тяжёлый как чёрт. Вставай же, пока не замело тебя! Я не собираюсь искать тебя и выкапывать!

Он схватился за её протянутую руку и попробовал встать. Сразу и не понял, что удалось — он был по пояс в снегу, ещё немного и можно было б в нём плавать. Потоки метели меняли направление, смешивались, сталкивались друг с другом, и ничего кроме них и не было. Только едва уловимый привкус голубого верху — всего лишь знак того, что всё ещё стоял день. И никаких следов солнца.

— Это не то место! — крикнула Розари.

В её крике, спокойном и сосредоточенном, он прочитал отчаянье. Ядро его доспеха в спине остывало и становилось всё холоднее, куда холоднее, чем температура его тела — это означало, что доспех потратил слишком много сил и едва ли может удерживать форму, не говоря уже о прыжке назад. Они в ловушке, неизвестно где и без всякой надежды выбраться.

Его раны ещё болели, их тянуло, он чувствовал, что они уже сейчас чувствуют потусторонних холод, царивший в этом краю. Он обернулся вокруг своей оси, пытаясь разглядеть хоть что-то, и на мгновение ему показалось, что в белёсой дымке исчезла и Розари, и он остался совсем один. Он закричал.

Рука Розари стиснула его пальцы.

— Я всё ещё чувствую. Что-то тянет меня вперёд.

Её мысли, как и дыхание, успокаивались. Мягко выталкивали из головы отчаянье и приступ паники. От её беззвучного голоса, который звучал прямо в голове и не глушился метелью, ему стало чуть спокойнее. Он и сам задышал ровнее, стараясь не обращать внимания на треск корки льда, которые покрывал его доспех и чувство холода, которое только начало проникать сквозь металл. Этот треск был даже приятным ему, потому что он перестал слышать куда более пугающий его звук — как металл креста внутри него расходиться на части от перенесённого напряжения.

— Мы сможем, Кальдур. Мы сможем.

Она повела его. Уверенно дёрнула в сторону бесконечной белой пустоты, и он пошёл за ней.

— Да, Розари. Верь.

Он мог и не говорить этого. Она верила.

***

Снег был мягким и воздушным, словно пух, которые давали некоторые деревья и цветы.

Он даже казался чем-то нереальным и магическим, так сильно отличался от привычного Кальдуру снега зимнего, плотного, липкого и тяжёлого. Порывы ветра не стихали не на секунду, ветер бился вокруг них, постоянно менял направление, закручивался спиралью и сталкивался сам с собой. Это наталкивало на мысли, что они находятся в каком-то ущелье или горах, но плотный наст под ногами был ровным как гладкое стекло, сковывающее озёра на зиму. Под слоем почти невесомого снега, который разбегался в сторону от его копыт, рельеф никак не менялся, не пытался уйти в низину или завлечь их вверх, и от этого складывалось впечатление, что они вообще никуда не идут, точаться на месте.

Идти было тяжёло. Снег, пускай и лёгкий, всё равно сопротивлялся его телу и замедлял. Сначала внутри доспеха ему стало жарко, но очень скоро, он начал дрожать. Очень быстро его прошиб пот, и так же быстро влага на его коже начала замерзать. Его зубы клацали друг о друга нещадно, пальцы подрагивали на пальцах Розари. Она чувствовала тоже самое.

***