КЖД IV (СИ)

Они бы её всё равно не тронули. Может быть, в первый или второй день, когда они были ещё дикие и готовые на любые зверства. Но не после недель своего заточения, когда она почти каждую ночь приходит и делает так, чтобы хотя бы некоторые из них не умерли от своих ран. Может, они и фанатики, но не безумные и не глупые, как про них говорят.

— Ну? — строго спросила она. — Без потерь?

Тот, что знал язык и был командиром, молча указал на дно дальней клетки. У дальней решётки лежало тело, прикрытое чёрным плащом, другие два обитателя клетки старались рассесться от него подальше. Там где плащ скрывал лицо, было сплошное красное пятно.

— Новый что ли? — Анижа попыталась рассмотреть с расстояния. — Что-то я не помню, чтобы кто-то из вас был с пробитой головой. Так новый или нет? Сами его что ли? Или стража? Из-за жратвы подрались опять? Ну?

Темник покачал головой, не желая отвечать на вопрос. Анижа закатила глаза.

— Ну и чёрт с вами. Показываете, чего там у вас.

Послышалась несколько тихих гортанных команд, раненные темники начали вставать, распрямляться насколько позволял низкий потолок клетки и подходить к решёткам, чтобы она их осмотрела. Те кто ходить и стоять не мог, подползали к решётками сами или с помощью товарищей.

Она уже без особого интереса рассматривала их бледную кожу, и чёрные сетки сосудов. Её взгляд останавливался только на старых ранах, тех которые были получены задолго до боёв в этих лесах. Их лечили целители, и то как они это делали, навсегда осталось на бледной коже, и Анижа могла читать эти знаки как целые истории исцеления. Способами, которые она не всегда понимала, но очень хотела понять.

Со стражей темники вели себя гордо, почти всегда отворачивались и молчали. Но не с ней. К ней они тянулись, как к лучику солнца, а ей было стыдно, что это чувство ей нравиться.

Все хотят жить. Все имеют свои недостатки. И дар Госпожи должен быть разделён между всеми. Триста пятнадцать на чаше весов.

***

— Ну что там? — простонала Анижа, пытаясь разлепить глаза.

Кто-то очень настойчиво тряс её, пытался достать с самой глубокой фазы сна. Её тело не слушалось, одеревенело, зато сердце вмиг стало биться как бешенное, сделав это пробуждение ещё более невыносимым.

— Там тебя хотят видеть! Срочно! Ищут тебя! — её тормошил Гнарт и сам он был даже немного испуган.

Анижа встряхнулась, опираясь на него, встала, выплеснула себе в лицо кружку с водой, схватила сумку в охапку и выбежала из палатки. Только на выходе поняла, что понятия не имеет куда бежать, и что ей нужно ждать Гнарта. Он вышел из палатки следом, странно озираясь, и тут же испуганно спрятался внутри палатки. К Аниже шли двое стражников и их капитан, их лица не предвещали ничего хорошего.

— Где раненый? — спросила их Анижа. — Опять напали на вашего?

— Опять, — буркнул командир, стражники вдруг не остановились напротив, а подошли ближе и схватили её под руки.

— Не поняла.

— Скажи вот мне, жричка! — рявкнул на неё командир так, что она моргнула. — Ты вот подружка темников, цацкаешься с ними каждую ночь, хотя тебя никто не просил. И вот как… как, объясни мне, сбежали они?

— А мне-то почём знать? — удивилась Анижа.

— Так ты ж им помогла!

— Меня тут, конечно, часто за дурочку считают… — медленно ответила она. — Но я не настолько.

— Что ты… — снова рявкнул командир, но Анижа оборвала его ледяным тоном:

— Моё дело, чтобы не умер никто по возможности. А пока вы тут по лесам бегаете и режете друг друга, мне только новых привозят. Мне бы хорошо было бы, если бы все по домам разошлись и прекратили. А чтобы раненые, по лесам бегали, чтобы на них как на зверей охотились, и они потом по второму кругу ранеными становились — мне этого не надо. Я их не потому лечу, что они мне нравятся, командир… мне люди вообще не особо нравятся. Людей хороших по-настоящему и чистых перед Госпожой, раз два и обчёлся. Век бы ваши рожи не видала после этого лагеря… Мне больше книги любы, чем вы все. А лечу я вас, потому что я клятву давала — всю жизнь, какая есть, защищать. До самого конца моей жизни. Понимаешь? Мне не важно темник это, ребёнок, или чудище из темноты, если оно скулит и кровью течёт, я перевязывать и шить буду, пока кровь не остановиться. А вы уж сами потом между собой разбирайтесь кто прав из вас, а кто виноват. Моё дело — чтобы жило.

От её речи командир опешил, всё пытался подобрать слова, но ничего не мог из себя выдавать.

— Так ранило кого-то или нет? — сквозь зубы спросила Анижа, попытавшись вырваться из хватки.

— Стражника они оглушили камнем, — командир пришёл в себя, отдал знак, чтоб её отпустили. — Добить не пытались. Вот уж не знаю почему, то ли чтобы у нас было меньше поводов ловить их, то ли стражник не грешил перед ними. А может перед тобой им стыдно стало, шельма. Ладно. Верю тебе.

— Стражник тот где? Всё равно посмотреть надо. Всех, кому по голове прилетело, смотреть надо, даже если кажется, что всё в порядке.

— Там он, у клеток сидит, в себя приходит. Не пропустишь.

Анижа подняла сумку, смерила командира презрительным взглядом, и прошла мимо.