Л. Дж. Шен — Маловероятно

Мне нужно навестить Тэмсин и объяснить с привычной для меня утонченностью танка, что в нашей жизни появился еще один человек. Человек, которого я нежно люблю.

Я целую жену в шею.

— У Тэмсин всего две бабушки. Не думаешь, что она заслужила трех?

Вот и все, что мне понадобилось сказать, чтобы она растаяла и хитро улыбнулась.

— Ну ты и свинья, — шепчет Рори.

Я целую ее еще раз и, посмеиваясь, шагаю к двери.

— Тогда ты моя вонючка.

Рори

— Объяснись, — говорю я ей.

Я включаю чайник и стараюсь унять свое сердце. Меньше всего я хочу сейчас разговора с матерью, но его не избежать. С одной стороны, я благодарна и удивлена, что всю мою жизнь она разыгрывала спектакль и, чтобы защитить, кормила меня сладкой ложью. Это мило в дурацком и совершенно неадекватном смысле. С другой, мать разлучила нас с Малом на несколько лет. Если бы она просто передала его письма, наша жизнь сложилась бы совсем по-другому.

Но опять же — тогда на свет бы не появилась Тэмсин.

У Мала бы не было дочки.

Я так бы и не узнала, что Саммер — вероломная подруга, которая спала с моим парнем.

И мне бы не удалось поработать с Райнером и узнать, что на самом деле я человек искусства.

— Нет, Рори, это ты передо мной объяснись. Что за чепуха насчет брака? Ты едва знаешь этого мужчину! К тому же у тебя есть парень.

Мама вскакивает, размахивает рукой, отчего ее браслеты стучат друг о друга, напоминая музыку ветра.

Мысленно переношусь в свои юные годы и ловлю себя на том, что, сжав зубы, касаюсь кольца в носу.

— С Каллумом мы расстались.

— Что? Почему?

— Потому что я ему изменила. И прежде, чем ты что-то скажешь, вспомни, что и сама изменила своему парню с Гленом.

У мамы вытягивается лицо. Она поднимает палец, собираясь броситься на свою защиту, но я перебиваю ее:

— Кроме того, позже я узнала, что он первым мне изменил — и, между прочим, с Саммер. Хотя, если честно, я всегда подозревала. Каллум постоянно пытался меня изменить, незаметно, исподтишка обрезать мне крылья. Да и все-таки мы с Малом теперь женаты. А из-за того фарса, что устроил Райнер после смерти Эштона Ричардса, я не горю желанием возвращаться в этот пафосный и гламурный бизнес.

Я даже не подозревала, что это правда, пока не произнесла вслух. Но теперь все мне стало кристально ясно.

Мне нужно заняться другим делом.

Меня не вдохновляют люди вроде Райнера. Я — фотограф. Я делаю снимки. Мне и другим это доставляет радость. Я могу быть фотографом везде. Могу делать фотографии гораздо интереснее, чем снимки привередливых, оторванных от реальности поддельных поп-принцесс и эгоистичных рок-звезд, которым кажется, что из анального отверстия у них солнышко сияет.

Мал продал душу дьяволу и стал торговать песнями, потому что ему пришлось.

А я не обязана это делать.

Мне не нужно какое-то дорогостоящее лечение. Я полностью удовлетворена тем, что зарабатываю гроши.

— Рори! Господи боже! И какой реакции от меня ожидала? Ты даже не пригласила меня на свадьбу!

Мама хлопает себя по лбу.

— Мам, мы поженились один на один. Только мы и свидетели.

— Типа в Вегасе?

— Типа на Кипре.

Глаза у нее круглые и пугающе радиоактивно-зеленые.

— Но, Рори, а если он не тот самый?

— Он тот самый. — Я беру ее за руки и веду на задний двор. Хочу, чтобы она увидела, где мы влюбились. Лежа на зеленой траве под небом, залитым светом от тысячи звезд.

— Посмотри сюда, — я показываю на двор. — Восемь лет назад, почти девять, я сидела тут с Малом и знала, что ни один парень никогда не заставит мое сердце биться так быстро и сильно. И знаешь что? Так и вышло. Я понимаю твое беспокойство. Знаю, что Ирландия вызывает у тебя много горьких воспоминаний. Отец Доэрти все мне о них рассказал. Извини, мам, но я знала, что ты никогда не расскажешь, а мне нужно было узнать правду.

Она смотрит на меня, явно желая стереть слезы, и я обнимаю ее, продолжая говорить ей в волосы:

— Но у меня нет ребенка, о котором нужно заботиться, и я делаю это не из страха, отчаяния или потому что совесть подталкивает меня попробовать. Я остаюсь здесь по доброй воле. Потому что он делает мою реальность лучше грез. Потому что с горечью, но я отдаю себе отчет, что однажды мы умрем как Глен и Кэтлин. Мы созданы из пыли и пылью станем. Но пока я здесь, живу и дышу на этой планете, я хочу делать это рядом с человеком, который меня смешит. Который беззаветно любит. Который в надежде на новую встречу хранил изодранную испачканную салфетку, что на протяжении почти десяти лет была настоящей ложью.

Мама качает головой.

— Кэтлин…

Я понимаю, что прямо ей никто так и не сказал о смерти Кэтлин. Будь сестра сейчас жива, она была бы немногим старше меня.

Я мрачно киваю.

— Авария.

— О боже.

Мама разрывает объятия и всхлипывает, обхватив мои щеки своими маслянистыми, морщинистыми мамиными руками. С орлиной зоркостью она изучает мое лицо в поисках трещинки в маске, убеждаясь, что я говорю правду.

— Все по-настоящему? Твои отношения с Малом? — отрывисто спрашивает мама.

— Реальнее не бывает, — смеюсь я, от счастья по щекам стекают слезы.