Л. Дж. Шен — Маловероятно

— Отсюда открывается отличный вид на твои с-и-с-и, — парирует он.

— Папуля! — восклицает Тэмсин, держась за животик. — Я вообще-то умею писать! Я заняла второе место на школьном конкурсе, помнишь?

— Ну что ты, разве могу я забыть, малышка Тим-Тэм? Это был тест, и ты прошла его на ура.

Он крепко ее обнимает, и она, хихикающий клубок счастья, тонет в его мускулистых руках.

Весь год я с удовольствием наблюдала за Малом в роли отца Тэмсин. Этого мне хватило, чтобы решить: хочу от него примерно пятьсот детишек. И бесконечно много животных. Мы начали с двух собак по имени Джим и Моррисон. Оба спасены с улицы. Это даже не обсуждалось. Мы знали, где их найдем — в приюте.

Мы с Малом прошли долгий путь примирения с людьми, которых больно обидели и которые обидели нас. Я налаживаю отношения с мамой. Она приезжает на каждое Рождество. На День благодарения я отправляю ей с любовью подобранные в «Сефоре» подарки. И, да, в них входит лак для волос.

Мал попросил прощения у Шона и Мэйв. Вообще-то он даже помог открыть им собственное дело — гостиницу. Несмотря на их презрение, со временем и после его извинений они с осторожностью возобновили общение.

А Тэмсин? Она стала тем недостающим звеном, что мне, оказывается, не хватало. Вот почему мой снежный шар был красивым изнутри, спокойным, но скучным и невыразимо тихим. Она встряхнула его и теперь там каждый день идет снег, как в Рождество.

Мал встает, хватает меня за талию и притягивает к себе, Тэмсин невозмутимо пытается ускользнуть. Теперь она искусно владеет навыками сбегать от наших сеансов обнимашек.

— Привет, незнакомка, — улыбается он мне.

— Король Малаки из Толки, — отвечаю я, показывая пятьдесят евро, которые почти десять лет назад дал мне отец Доэрти, и засовываю их мужу за пояс, как стриптизеру.

— Ты — четыре сезона, Рори. И я обещаю зимой быть твоим пристанищем. Летом согревать. Весной влюбляться в тебя заново, словно мы впервые встретились. А если осенью ты упадешь, обещаю всегда тебя поднимать.

Все взрываются аплодисментами и свистят, а я покрываюсь мурашками. Чувствую себя любимой. Желанной. Непобедимой.

— Споешь мне песню? — спрашиваю я.

— Что бы вы хотели услышать, мисс Ротшильд?

— Удиви меня. — Я прикусываю губу, ни капли не удивляясь, что он помнит все детали нашей болтовни с тех времен, когда мы практически были детьми.

Он отпрыгивает на свое место, совсем как десять лет назад.

Опускает голову и косится на меня с улыбкой, говорящей «сегодня вечером я тебя трахну». И сейчас я в это верю так же, как поверила девять лет назад.

Открывает рот и начинает петь песню моего отца «Колокольчики Белль».

И, впервые слушая ее и зная, что песню написал Глен, я чувствую лишь удовлетворение и умиротворенность.

Ни боли. Ни стыда. Ни гонки за финальным объяснением.

Потому что кем бы Глен О’Коннелл ни был, но он привел меня к любви всей моей жизни. В мой новый дом. В место, где я важна. Где зарабатываю тем, что снимаю малышей, а не гоняюсь за одурманенными коксом гламурными звездульками и изворотливыми домогающимися боссами. Где время от времени мотаюсь в Северную Ирландию, чтобы повидаться со своим сводным братом Тэроном, положить свежие цветы на его могилу и рассказать истории, которых у меня не было, когда я жила в Америке.

Кэт я тоже навещаю.

Я даже навещаю папу. Да, удобно, что все они похоронены на одном кладбище.

Я помню, когда Мал убежал в ванную, Кэтлин сказала, что никогда не примет моего ребенка, но мне повезло воспитывать ее дочку, а это самое ценное.

И когда Мал смотрит мне в глаза, а люди выкрикивают, свистят и смеются, потому что до одурения ясно, о чем он думает, пока поет эту совершенно невинную рождественскую песню, Тэмсин умирает от стыда и машет пакетом со своими новыми сапожками. Она говорит слова, которые я никогда не надеялась от нее услышать:

— Мам, пап, уединитесь!

В эту минуту я не горю.

Не чувствую ледяного холода.

Только… совершенное тепло.

Пятнадцать лет спустя

Мал

Я не буду сегодня душить своего ребенка.

Я не буду сегодня душить своего ребенка.

Не буду…

— Пап! Кики сказала, что я недостаточно высокий для баскетболиста. — Сидя сзади, Грейсон пихает локтем свою сестру, Кэтлин. Я развязываю галстук-бабочку (бабочку!), отъезжая от нашего шикарного дома (угу, это вы тоже верно расслышали) по направлению к Дублину, на свадьбу моей дочери Тэмсин.

— Ну, твоя сестра права, — вставляет Рори и, стараясь успокоить, сжимает мое бедро.

Слушайте, мне вполне нравится парень, за которого выходит Тэмсин. Он не похож на серийного убийцу, мужа-насильника, болельщика «Манчестер Сити». Мне просто не по себе вручать мою малышку другому мужчине.

Я не в буквальном смысле, разумеется. Тэмсин печется обо мне сильнее, чем я о ней. Но отпуская своего ребенка, переставая быть самым важным мужчиной в жизни дочери, чувствую что-то бесповоротное.

— Это выговор! — машет руками Грейсон.

— Оговор, дурак, и ты ошибаешься, — фыркает Кики.