Л. И. Брежнев: Материалы к биографии

«А если завтра внук Рашидова напишет, какой добрый, прекрасный был у него дед, вы тоже напечатаете?»

«Автор письма совершенно прав, призывая прессу рассказывать о частной жизни политических деятелей и тем самым противодействовать слухам и сплетням».

«То, что Андрей Брежнев написал свое письмо, достойно одобрения. Он действительно не виноват, что судьба уготовила ему быть внуком партийного работника, стиль и методы работы которого сегодня справедливо подвергаются критике».

«Письмо А. Брежнева помимо его воли ставит вопрос: кому на Руси жить хорошо? Хотим мы того или нет, но элитарность, принадлежность к значимой фамилии сегодня приносят самую высокую ренту, и причем гораздо большую, нежели личные способности, которые не столько важно обнаружить и выказать, сколько суметь употребить и реализовать. Кому из нас не памятны показанные по телевидению на всю страну сюжеты из семейной хроники о вручении Л. И. Брежневым ордена по случаю сорокалетия сыну Юрию, сумевшему к тому времени не без родительского участия оказаться в ранге замминистра?»

У нас в газетах нет жанра светской хроники. Считается, что незачем интересоваться личной жизнью наших именитых людей, их досугом, домашними пристрастиями и т. п., это, мол, отвлекает общественность от действительно насущных задач… Интерес к нетрибунной стороне жизни лидеров у нас окрестили словечками «потянуло на жареное», «на клюкву». А собственно, почему от нашей общественности держать в тайне то, что в других цивилизованных странах знают про своих президентов рядовые избиратели, телезрители, фининспекторы, депутаты, члены комиссий и т. д.? Где нет информации, там рождаются легенды вроде той, сколько машин и каких марок насчитывал личный гараж автолюбителя Леонида Брежнева.

Так что я не считаю, что в интересе к письму Андрея Брежнева проявилась пресловутая тяга к «жареному». Вполне законно утоляется длительный информационный голод (подпитка слухами не в счет). Большинство откликнувшихся на публикацию одобряют ее появление ради того важного разговора, которому письмо должно дать повод. Гораздо меньше единодушия в оценке самого письма Андрея Брежнева.

Вряд ли справедливо валить на внука все, что было сооружено его дедушкой — прорабом здания застоя. Честно говоря, мне и себя приходилось, читая его письмо, осекать, призывая к объективности. Кто знает, как бы вели себя в его положении те, кто сейчас гневно пишет о его заносчивости и «мерседесе»? Иные моралисты-обличители добродетельны только потому, что их праведность попросту не искушалась…

Но самому Андрею будет полезно прочесть выдержки их тех писем, где звучали горечь и искреннее желание открыть ему глаза на его представление, что такое «стать, как все». Или он не понимал, что его письмо будет читаться не как простая информация, а, можно сказать, под перекрестным огнем самых разных эмоций? Что его жизнь, им самим описанная, будет сравниваться не с жизнью внуков каких-нибудь артистических знаменитостей и даже не с жизнью внуков маршалов, а — таков психологический закон — с жизнью рядовых читателей, с жизнью дедов, не дождавшихся своих внуков из Афганистана, с жизнью десятков миллионов людей, живших в годы правления его дедушки на 100–150 рублей в месяц. Каково было им читать жалобные строки Андрея хотя бы про то, что мама сама стирала и ходила по магазинам?