Л. И. Брежнев: Материалы к биографии

«Это обстоятельство, — пишет офицер, — играло главенствующую роль в воспитательной работе с воинами не только этой учебной части, но и всего Забайкальского военного округа… Увы, в последнем издании книги по истории округа страниц, посвященных приезду высокого руководителя в Читу весной 1978 года, больше, чем страниц о сражениях на… Халхин-Голе. Солдатам и офицерам тогда объясняли, что следует гордиться службой за Байкалом по той причине, что здесь служил будущий маршал. Хотя никто, конечно, толком не мог объяснить, в чем выдающиеся заслуги курсанта Брежнева перед всем округом и что он успел сделать за тот год…»

Война, экстремальные условия, высвечивающие истинные черты и ценности личности, оказались для Брежнева невзятым барьером — в военных условиях его карьера вначале забуксовала, затем дала сбой, задний ход и лишь на волне успешных операций и победного завершения Великой Отечественной ему удалось восстановить то положение, с которым он начинал войну, и в звании, и в должности. За войну Брежнев не преуспел. И здесь нельзя не согласиться с историком Р. Медведевым, который пишет, что в годы Великой Отечественной войны у Брежнева не было сильной протекции, поэтому он продвинулся мало. Начав войну в звании полковника, закончил он ее в звании генерал-майора (вырос только на один чин).

…Брежнев начал войну в звании бригадного комиссара, то есть носил в петлицах по одному ромбу, и был назначен на должность заместителя начальника Политуправления Южного фронта летом 1941 года. Звание бригадного комиссара — это военно-политическое звание, соответствующее общеармейскому званию генерал-майора. И когда в конце 1942 — начале 1943 года началась переаттестация политработников в общеармейские звания, большинство бригадных комиссаров стало генерал-майорами. А некоторые, не проявившие себя достаточно в ходе боевых действий или занимавшие не генеральские должности, — лишь полковниками. Оказался полковником и Леонид Ильич, поскольку к тому времени он был понижен на одну ступень — до начальника политотдела армии. И только в конце войны — 2 ноября 1944 года — Брежневу фактически вновь было присвоено звание генерал-майора (к тому времени должность начальника политотдела армии считалась уже генеральской). А в должности Леонид Ильич был повышен, как мы знаем, уже после окончания Великой Отечественной войны, то есть фактически сумел восстановить то, что ему было дано авансом летом 1941 года, лишь к лету 1945 года. Какая уж тут карьера! Скорее, бег на месте.

Но почти через тридцать лет эти факты стали явно не устраивать летописцев брежневских эпосов — не укладывались в сталинскую еще схему о том, что «вождь» должен быть самым умным, уметь лучше всех делать любое дело, справляться с любым поручением, а значит, и преуспевать на любом посту. А тут, понимаешь, понизили (хоть и путем переаттестации) в звании, понизили в должности. Тогда-то и пошли в ход запятые — «запятые» в биографии генсека. Мифическое руководство Политуправлением фронта в годы войны позволяло обосновывать «большой вклад в победу советского народа», узаконить, хотя бы косвенно, и право на орден «Победа», и претензии на все новые золотые звезды. Как же, человек был среди руководителей крупнейшего фронта, участвовал в проведении важнейших операций и сражений! А генерал Пронин, лишенный части своей подлинной биографии, не попал в военные энциклопедии, поскольку при описании его жизненного пути могли возникнуть непреодолимые сложности. Ведь в самом деле: не могло же быть на одном фронте два Политуправления или у одного Политуправления два начальника…

^{Труд. 1990. 24 нюня}

Юрий Аксютин Октябрь 1964 года: «в Москве хорошая погода»

Со времени октябрьского Пленума 1964 года минуло более четверти века. Но до последнего времени о том, что происходило тогда в Кремле, широкой публике ничего не было известно. Нам объявили только, что сняли Никиту Сергеевича за «субъективизм» и «волюнтаризм». В последние два-три года занавес молчания приподнялся. Журналисты и историки изложили нам ряд версий, поведали кое-какие подробности. А самое главное, заговорили активные участники тех событий. И благодаря им мы теперь лучше представляем себе причины, вызвавшие эти события, их ход, кто и как их готовил. И тем не менее вопросов и споров еще очень и очень много…

Вот хотя бы один из них: был ли это «переворот»? Нет, категорически отвечают некоторые. О каком перевороте может идти речь, когда войска продолжали оставаться в казармах и даже Кремль был открыт для свободного посещения? У нас нет оснований не верить категорическим утверждениям на этот счет тогдашнего председателя КГБ СССР В. Е. Семичастного. И все же мы сомневаемся, что Московский гарнизон и тем более кремлевская охрана находились в обычном положении, а не в состоянии боевой готовности.