Л. И. Брежнев: Материалы к биографии

Один из моих знакомых, часто сопровождавший как Хрущева, так и Брежнева в их поездках по Советскому Союзу, рассказывал, что Брежнева встречали на различного рода партийных активах гораздо более приветливо, чем Хрущева, приезд которого обычно воспринимался как визит строгого ревизора. Визиты Брежнева были своеобразной демонстрацией единства между ним и партийно-государственной бюрократией на местах. Опираясь на поддержку этой бюрократии, Брежнев постепенно удалял из Политбюро людей с политическими амбициями. Так были удалены А. Н. Шелепин, Г. И. Воронов, К. Т. Мазуров, П. Е. Шелест, Д. С. Полянский.

Оказавшись во главе партии и государства, Брежнев, как можно судить по его поведению, постоянно испытывал комплекс неполноценности. В глубине души он все же понимал в первые годы своей власти, что ему не хватает многих качеств и знаний для руководства таким государством, как Советский Союз. Его помощники уверяли его в обратном, ему стали льстить, и чем с большей благодарностью Брежнев воспринимал эту лесть, тем более частой и непомерной она становилась. Постепенно она стала нужна ему, как постоянная доза наркотика.

Стали создаваться и различного рода мифы, особенно вокруг военной биографии Брежнева. Торжественные церемонии, присвоение Новороссийску звания города-героя, открытие громадного мемориала, организация музеев, посвященных именно боевому пути 18-й армии, — все это настолько превышало разумную меру, что дало пищу многочисленным насмешкам, которые рождались и в военной среде. Даже участок под Москвой, где была выстроена большая дача Брежнева, а рядом дачи его дочери, сына и внучки, окрестные жители называли «Малой землей».

Не обладая даже малейшей долей ораторского таланта, Брежнев стремился чуть ли не еженедельно выступать с речами или докладами, которые транслировались телевидением по всей стране или включались в специальные выпуски кинохроники. Разумеется, все это только вредило его репутации, не могло не служить и наглядной иллюстрацией деградации ораторского искусства у руководителей.

Брежнев был простым чтецом подготовленных для него речей и докладов. Но даже и такое чтение давалось ему с большим трудом, он делал много ошибок при произношении слов. Он терялся на публике или перед телевизионными камерами. Без бумажки он не мог произнести даже краткой приветственной речи при вручении ордена своим коллегам по Политбюро. Только однажды в октябре 1971 года, во время официального визита во Францию, где так высоко ценится ораторское искусство, Брежнев на приеме в Елисейском дворце произнес свою речь без бумажки. Я слушал прямую трансляцию этой церемонии по радио, и было очевидно, что Брежнев старательно выучил заранее свою небольшую речь. Однако от волнения он забывал произнести отдельные слова или предложения, что делало непонятными или бессмысленными некоторые фразы. Конечно, переводчик из советской делегации выучил текст этой речи лучше Брежнева, и потому французы не заметили никаких ошибок.

Когда еще в 60-е годы по радио или телевидению передавали пространные доклады и речи Брежнева, их почти никто не слушал. В 70-е годы даже в публичных местах — в фойе гостиниц или в больницах — в самом начале этих трансляций люди расходились, выключая телевизор. В Кисловодске я наблюдал однажды, как за день до выборов в Верховный Совет по всем репродукторам курортного парка транслировалась 3—4-часовая речь Брежнева. Но тысячи отдыхающих гуляли по парку, не обращая ни малейшего внимания на голос оратора.

Брежнев в узком кругу

Брежнев терялся на разного рода торжественных церемониях, скрывая порой эту растерянность неестественной малоподвижностью. Но в более узком кругу, во время частных встреч или в дни отдыха Брежнев мог быть совсем иным человеком, более самостоятельным, находчивым, иногда проявляющим чувство юмора, правда, не слишком тонкого. Об этом вспоминают почти все политики, которые имели с ним дело, конечно, еще до начала его тяжелой болезни. Видимо, понимая это, Брежнев вскоре стал предпочитать вести важные переговоры на своей даче в Ореанде в Крыму или в охотничьем угодье Завидово под Москвой.

Бывший канцлер ФРГ В. Брандт, с которым Брежнев встречался не один раз, писал в своих воспоминаниях: