Л. Н. Толстой в воспоминаниях современников. Том 1

Звуковые волны то переходят в минорный тон, то снова растут, повышаются, и в том месте, где испуганное дитя обращается с мольбой к отцу: «Родимый, лесной царь со мной говорит, он золото, перлы и радость сулит», в которой слышны слезы, моление и страх, а отец, успокаивая его, говорит: «О нет, ослышался ты», музыка переходит в… и в изображении трагического финала, «когда ездок погоняет, ездок доскакал, в руках его мертвый младенец лежал», – исполнитель, сам охваченный жуткостью изображаемой минуты, всей силою мускулистых рук, бьет по клавишам, и музыка оканчивается раздирающим аккордом, и последние слова баллады: «мертвый младенец лежал» – стоном проносятся в ночной тишине.

И природа, до того момента молчаливая, мгновенно пробуждается, набежавший порыв ветра всколыхнул вершины столетних дерев, листья затрепетали, зашумели; из аллеи ветер, перебросившись через сад в рощу, стал ослабевать и затих. И снова все погрузилось в прежний сон.

Слушатели под впечатлением музыки молчали. И, как бы желая смягчить чувства, навеянные его игрою, Лев Николаевич взял другой аккорд и заиграл одну из любимых мендельсоновских мелодий.

Дети, под впечатлением пережитого чувства, полагая, что они опять услышат страшного «Лешего», заговорили:

– Не надо «Лешего» даром, Лев Николаевич, сыграй «Ключ по камушкам течет»[251].

– А почто леший чужого младенца заморил? – заметил Семка[252].

– Нешто у него своих ребят не было? – вопросительно заключил Кирюша[253].

– Лев Николаевич, сыграй «Божественную», – просил Федя[254].

– И то, и то, ребята, давай Херувимскую сыграем[255].

– Херувимскую, Херувимскую, – хором подхватили дети.

Импровизированный музыкальный вечер окончился. Студенты-учителя и яснополянская детвора, полные «звуков сладких и молитв», расходятся. Детвора за поздним временем устраивается в кабинете Льва Николаевича и через мгновение в живописных позах, раскинувшись на ковре и под письменным столом, засыпает крепким сном. Часть студентов устраивается в нижней комнате, другая направляется в школьное здание. Лев Николаевич идет провожать своих гостей. Ночь была дивная, воздух дышал весенним ароматом. Энтузиаст Томашевский[256], под наплывом чувств, его охвативших, поет, и слова той песни гулко разносятся по окрестности, и по мере его удаления звуки замирают.

Поздно вернулся Лев Николаевич домой. Всюду тишина. Казалось, все уснули, но свет долго горел в его рабочем кабинете. Лев Николаевич, вероятно, заканчивает свою повесть «Казаки». Наконец и там огонь погас.

II

Кроме чтения школьных дневников и бесед о движении грамотности в народе, на встречах наших одной из излюбленных тем разговора служил вопрос о наилучшем устройстве человеческой жизни, причем Лев Николаевич всецело отдавал предпочтение сельской жизни перед городской. По его мнению, горожанин, воин, купец, чиновник, оторванные от своего первообраза – селянина, уже носят в себе, как продукты городской среды, все болезни и пороки, свойственные большим городам, постепенно вырождаясь в непроизводительный класс людей. В силу обстоятельств разобщенный с природой, оторванный от родных полей, городской обыватель становится чуждым деревенской жизни, перестает понимать ее нужды и редко умеет ценить ее прелести. Не в корпении над составлением и перепиской канцелярских бумаг, не в сидении за своим письменным столом, как пригвожденный к своей тачке каторжанин, задача человека. В стремлении жить в общении с природой, в труде, в неустанной борьбе с ней и в твердом желании подчинить ее себе, сделав ее послушным орудием велений своих, путем накопленного им знания, опыта, энергии, вот в чем видит он главную задачу человека, его цель и назначение в жизни. Вне этих условий, оторванный от земли, человек сам по себе не имеет своего… и лишен всякого права именоваться… А для того, чтобы иметь в этой борьбе с природой все шансы победы, следует прежде всего озаботиться созданием здорового поколения, здорового человека. Главным же условием этого успеха является устройство нормальной семейной жизни, и при этом он горячо отстаивал значение физиологического подбора, рекомендуя брать жен из здоровой крестьянской среды.