Л. Пантелеев — Л. Чуковская. Переписка (1929–1987)

«Республика Шкид» должна в этом месяце выйти. Были уже и сигнальные и контрольные экземпляры. Редактор И. С. Кузьмичев — совсем молодой, два года как с университетской скамьи, милый, умный, никаких замечаний у него по рукописи не было. Замечания были у рецензента — В. Ф. Пановой. В своей рецензии она дала автору несколько советов — редакторских и даже политредакторских. Впрочем, рецензия ее в целом была весьма доброжелательная и даже больше. Из четырех или пяти советов ее я не воспользовался, кажется, одним, не выкинул и не переписал главу «Шкида влюбляется». Я сам не очень люблю эту главу, но ее писал Гриша Белых, вычеркивать ее я не считаю себя вправе, а переписывать, даже основательно править ее не было охоты, аппетита.

Лидочка, на Ваш вопрос о моем здоровье могу ответить: благодарю Вас, оно, так сказать, на четыре с минусом.

На второй вопрос — над чем работаю — попросив извинения, не отвечу. Я никогда не читаю незаконченного и — до поры до времени — не говорю о том, что пишу. Одно могу сказать — работа большая. Но она еще вся в черновиках и набросках.

154. Л. К. Чуковская — А. И. Пантелееву

20/XI 60.

Дорогой Алексей Иванович.

Вот как случилось: я была в Питере и мы не увиделись.

Не надо огорчаться. Сказать по правде, я сбежала на несколько дней к Александре Иосифовне из Москвы с лечебными целями. У меня сейчас дурная полоса, душевно и физически; я получила одну из тех ран, от которых не сразу и не легко оправляешься. Я судорожно кинулась подальше — подальше — куда глаза глядят — ну, а глаза мои всегда глядят в Питер — я и приехала — но видеться со мною вряд ли кому-нибудь было легко и радостно. Поездка принесла мне пользу хотя бы потому, что от своей беды я отвлекалась Шуриными бедами. Я вернулась в Москву в лучшем состоянии, чем была, еще дня 2–3 и я возьмусь за прерванную работу.

В этом состоянии тяжело писать письма, и, может быть, я еще несколько дней не писала бы Вам, дорогой друг, если бы не «Республика» и не надпись на ней[232]. Да, 25 лет… Да, победа — но какая горькая. Есть поэт Самойлов, которого я люблю — встречали ли Вы стихи его? У него есть замечательная поэма «Рубежи» (печаталась в «Новом Мире») и там такие строки:

Возвращенья страшней, чем разлуки:
В них чувствительней привкус потерь.[233]

Вот, отляжет у меня от сердца несколько, и я перечту дорогую «Республику» в ее новом зеленом обличье.

А пока — позвольте Вас обнять и поблагодарить и все-таки — поздравить!

155. А. И. Пантелеев — Л. К. Чуковской

25.XI.60.

Дорогая Лидочка!

То, что Вы были в Ленинграде и не позвонили, не дали знать о себе, не навестили нас — удивило и огорчило меня. Однако еще больше огорчился я, когда узнал, почему Вы приезжали в Питер.

Вы не пишете, что с Вами случилось, я и не спрашиваю, но от всей души желаю, чтобы дурное осталось позади и забылось, если можно его забыть.

«Республику Шкид» не читайте! Серьезно, с какой стати тратить время на это. Если выберете полчаса — прочтите одну новую главу — «Лёнька Пантелеев». Впрочем, вы, кажется, ее уже читали — в моем «молодогвардейском» сборнике, вышедшем в 1958 году.

Работал я над текстом «Республики» много, доказательством чего может служить большое количество черновиков, но старался сделать так, чтобы читатель не заметил переделок и исправлений.

У меня к Вам просьба, Лидочка. Не попросите ли Вы Корнея Ивановича вернуть мне тот экземпляр «Республики Шкид», который я ему посылал года три назад. К. И. говорил, что книга ему нужна для работы, и я не брал этот экземпляр, а сейчас, когда я смог послать ему новое издание, я буду благодарен, если старый вернется ко мне. Во-первых, этого издания у меня нет вовсе, а во-вторых, книга эта — дареная, с надписью Александры Иосифовны.

156. Л. К. Чуковская — А. И. Пантелееву

3/XII 60.

Дорогой Алексей Иванович.

Прочитала я главу «Ленька Пантелеев» в «Республике». Отличная глава, внутренне сложная, внутренне и внешне драматичная. Единственный упрек, который я могу сделать: некоторая конспективность в изложении до-шкидской жизни. Вы слишком многое захотели изложить бегло. Прочитала я Вашу статью в газете[234]. Очень существенная статья. Первая ее половина серьезна, убедительна, сильна. Когда же дело доходит до пропаганды безнравственности — то — я понимаю, что Вы не имели возможности цитировать другие опусы — но эти — мелковаты.

А самый вопрос важней всего на свете и поставлен Вами голосом серьезным и торжественным, как и должно[235].

Вчера у нас был важный день: Люша защищала диссертацию! Я присутствовала. Ее работу оба оппонента оценивали как превосходную.

Мне было очень странно слышать с трибуны: «Чуковская утверждает», «Чуковская доказывает» — и это не про меня.

Про меня же будет 19-го и, конечно, менее мирно: обсуждение книги в Союзе. Две секции — детская и критиков. И все редакторы сбегутся.