Читаем L полностью

— Ты как?

— Хорошо, а ты?

— Я очень соскучилась.

— И я.

— Созвонимся завтра.

— Целую тебя.

И, не меняя интонации — обратно к своим делам, разговорам, не исключено — к совсем другим отношениям. Потом звонки становятся редкими, и никому ничего не нужно объяснять, и, если остановиться, задуматься, то терять, несомненно, жаль, но… А что делать?

Потом они встречаются, взаимно прощают легкое смущение и некоторую неловкость. Они не успели проникнуть друг в друга глубже, чем на микроны, но и не успели ни разу испортить друг другу настроение, задеть ревностью, обидеть невниманием.

— Как поживаешь?

— Как раз думала о тебе.

— Увидимся?

— Конечно, завтра позвоню, целую тебя.

Жизнь прекрасна! И легка, этакое ненавязчивое take it easy, baby. И так месяцами, и можно с разными…

Тут с оливочкой, там с базиликом… Я так не умею. Мне нужно сразу с мясом, вглубь, чтоб остро и больно, чтоб отдельно — никак. Чтоб — невыносимо без…

Ну конечно, это во мне все не под тем углом выстроено. Товарищи проектировщики в советские еще времена получали копейки и особо не потрудились. Поэтому в том месте, где при определенных условиях существования у нормального человека возникает закономерное чувство удовлетворенности, счастья и всяческого удовольствия, у меня маленький настырный рычажок врубает звук свиста вьюги, метающей острые хлопья ледяных иголок в лицо торопящимся домой в теплое и уютное. После предупредительного завывания включается и сквозняк, и все такое прочее, что выметает эйфорию, ставит шерсть на загривке торчком, мысли в голове сами укладываются в пирамидку из пары-тройки десятков букв, составляющих фразы, близкие по смыслу к понятию: все бренно, причем быстро.

Счастье, когда оно, как ему и положено, недостижимо — летает в выси легким перышком, пока мы внизу клацаем железными руками-крюками, — кажется тем самым недостающим, которое после доставания обязательно явит вовнутрь и мировую гармонию, и вселенское принятие, и расслабит все мышцы. А вот же оно, в руках. И что?

Быть может, это какой-то неведомый современной науке синдром? Например, уличного котенка. Взятый у домашней мамы — толстой кошки котейко всегда будет не таким, как уличной помоешной. И вроде мелким был, когда в луже под дождем с голоду подыхал, вроде за годы взросления привычка к вискасу на чистом блюдечке должна была вытеснить из сферы бессознательного все непотребные в мирной жизни инстинкты — ан нет, вздрагивает при шорохах, какого качества сметаной ни корми.

Я не помню, когда мы начали скатываться в привычку, когда что-то изменилось. Может быть, это — амортизация, совместный быт, повседневный ритм, износ механизмов от частого употребления…

Мне кажется, что многие пары теряют в отношениях тем больше, чем "ближе" и "естественней" начинают себя чувствовать. Человек — существо зачастую эгоистичное, мелочное, ревнивое и злобное. Когда мы знакомимся, обаиваем, ухаживаем — есть дистанция, которую мы всегда соблюдаем, к примеру, с хорошими приятелями, со старшими и, иногда, любыми друзьями. Мы не позволяем себе срывать на предмете обожания накопленную агрессию, требовать определенных действий или эмоций, нарушать пространство другого, навязывать свои желания.

И вот, наконец-то, прошел этап "завоеваний и укреплений флагов на территории противника (любимого)".

Однажды я консультировала такую пару: семь лет совместной, ребенок и полная близость во всех смыслах — какают вместе, злость срывают — только в путь, "пошел в жопу" — норма общения. Развод стал реальностью.

Короче, долго ли коротко ли, но они у меня получили такое задание: относиться друг к другу как к старшему родственнику (дальнему — мы специально нашли конкретные примеры из их семей), в гостях у которого они находятся — и обращаться друг к другу исключительно на "Вы". Первую неделю они постоянно срывались — то "пустое "Вы" сердечным "Ты" они, волнуясь, заменяли", то в жопу посылали, что по отношению к троюродной, например, тете из северной Великобритании, вроде как, моветон. Потом врубились в то, что этот эксперимент нужен им, а не мне, в результате — не развелись, съездили отдельно в отпуска, обдумали семейные ценности, установили некоторые правила и жили долго и счастливо.

Кто-то скажет великие по безнадежности фразы всех времен и народов: "Я не хочу напрягаться в отношениях со своим любимым". "Я хочу отдыхать дома". "Я имею полное право на своей территории вести себя так, как мне заблагорассудится".

Да ради бога! Только вы непременно разлюбите, стопудово разлюбят вас, и ничего хорошего без дистанции уважения и внутреннего "Вы" не получится. Таков закон: если ты справляешь нужду на новый персидский ковер — то он, как ни крути, получится малость загаженным, потому что самоочищающихся ковров в природе не существует.

Итак, нагадил — берешь тряпочку и вперед, долго и усердно, потом брызгаешь освежителем, проветриваешь помещение… Долго? Лень? Уберите ковер, заведите коврик из Икеа за 54 р. 40 коп. И никогда — никогда больше не заходите в магазин ручного изготовления персидских ковров.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Любовь гика
Любовь гика

Эксцентричная, остросюжетная, странная и завораживающая история семьи «цирковых уродов». Строго 18+!Итак, знакомьтесь: семья Биневски.Родители – Ал и Лили, решившие поставить на своем потомстве фармакологический эксперимент.Их дети:Артуро – гениальный манипулятор с тюленьими ластами вместо конечностей, которого обожают и чуть ли не обожествляют его многочисленные фанаты.Электра и Ифигения – потрясающе красивые сиамские близнецы, прекрасно играющие на фортепиано.Олимпия – карлица-альбиноска, влюбленная в старшего брата (Артуро).И наконец, единственный в семье ребенок, чья странность не проявилась внешне: красивый золотоволосый Фортунато. Мальчик, за ангельской внешностью которого скрывается могущественный паранормальный дар.И этот дар может либо принести Биневски богатство и славу, либо их уничтожить…

Кэтрин Данн

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее