Ла Брава

— О боже! — выдохнула Ивлин.

— Он ехал со стороны Семьдесят девятой улицы в сторону Хайалиа. Приближаясь к I-95, увидел наверху у самого ограждения троих парней.

— Повезло, только и всего, — прокомментировала Ивлин.

— Погоди. Тогда ничего еще не было. Эти трое парней вроде бы просто стояли на мосту. Но Джозеф что-то почуял и съехал на обочину.

— Все равно, ему повезло, — настаивала Ивлин— У него оказалась с собой камера.

— Он всегда берет с собой фотоаппарат. Он ехал в Хайалиа, чтобы там снимать. Он поднимает голову, видит тех парней и сразу вытаскивает линзы для дали. Ты послушай: он успел сделать два снимка еще до того, как они схватили того парня, потом сфотографировал момент, когда они подняли его и, наконец, как он падал, растопырив руки и ноги, словно летел, — тот самый снимок, который напечатали в «Ньюсуик» и во всех газетах.

— Должно быть, неплохо заработал.

— Примерно двенадцать штук за один снимок, — сказал Морис. — Ты еще его выставила в витрине— первая персональная выставка Джозефа Ла Бравы.

— Не знаю, — повторила Ивлин. — Я торгую в основном всякой экзотической чушью. Нынче в моде сюрреализм. Крылатые змеи, цветная дымка…

— К твоему товару надо бесплатно давать слабительное. Ивлин, этот парень— настоящий талант, он своего добьется, я тебе гарантирую.

— Как он выглядит?

— Симпатичный парень, ближе к сорока. Волосы темные, среднего роста, худощавый. Не то чтобы стильный, но вполне ничего.

— Сколько их тут перебывало— сами без носков, зато портфолио битком набито «социально-значимыми» работами.

— Нет, он не хиппи. Этого я не говорил. — Морис набрал в грудь побольше воздуху, решившись открыть ей тайну. — Представляешь себе парней, которые охраняют президента? Секретная служба. Он был одним из них.

— Правда? — Похоже, это произвело впечатление. — Ну, эти-то всегда подтянутые, в костюмах, при галстуках.

— Да, раньше он тоже был таким, — подтвердил Морис— Теперь он не ходит в парикмахерскую, одевается, как ему удобнее. Но видела бы ты, как Джозеф идет по улице, — он подмечает все, что происходит, выхватывает из толпы лица, людей, которые привлекли его внимание. Привычка, он уже не может от нее отделаться. Знаешь, кем он был до Секретной службы? Следователем в налоговой полиции.

— Господи, — вздохнула Ивлин. — Нечего сказать, приятная личность.

— Да нет, он парень что надо. Он сам говорит, что раньше занимался не своим делом, — заступился Морис. — Теперь, если он видит кого-нибудь подозрительного или опасного, ему надо только одно: щелкнуть этого типа.

— Похоже, он и сам тот еще тип, — буркнула Ивлин.

— Можно сказать и так, — кивнул Морис. — Он из тех тихонь, про которых никогда не знаешь, что они выкинут в следующую минуту. Но парень хорош, а?

— Ничего себе, — сказала Ивлин.

Глава 2

— Я открою тебе секрет, которым ни с кем тут не делился, — сказал Морис, и стекла его очков, его дочиста выскобленная загорелая лысина таинственно заблестели в свете фонарей. — Я не просто управляющий, я владелец этой гостиницы. Я купил ее в 1951-м, за наличные. Сразу после Кефавера.

— А я думал, гостиница принадлежит той женщине из Бока, — сказал Джо Ла Брава. — Ты же вроде сам так говорил?

— Ну да, женщина, которая живет в Бока, владеет частью гостиницы. В пятьдесят восьмом она подыскивала, куда вложить денежки. — Морис Золя запнулся, вспоминая. — В пятьдесят восьмом или в пятьдесят девятом. Они тогда тут кино снимали с Фрэнком Синатрой.

Они вышли из гостиницы, оставив позади опустевшую веранду, уставленную металлическими стульями, перешли через пустынную улицу на другую сторону, ближе к пляжу, где Морис оставил машину. Ла Брава старался быть терпеливым, имея дело со стариком, но, придерживая распахнутую дверь автомобиля, молился про себя, чтобы эта история не затянулась. Старикан мог в любой момент остановиться посреди улицы, если собирался сказать, на его взгляд, важное. Остановившись в проходе в «Вулфи» на Коллинс-авеню, он собрал позади целую очередь желающих выйти или войти, которые вынуждены были выслушивать его повесть о славных местечках, где можно было оттянуться в былые дни, или о том, как раньше отличали на пляже среди пестро одетой толпы букмекера.

— Знаешь, как его отличали?

— Как? Как? — переспрашивал кто-нибудь из собравшихся, и тогда Морис разъяснял:

— У всех рубахи были расстегнуты до пупа — у всех, кроме «буки». «Буки» всегда засупонивались вплоть до верхней пуговицы. Такой вот опознавательный знак. — И уже в ресторане, дожидаясь, когда его проводят к столику, Морис еще несколько раз повторил: — Да, «буки» никогда не расстегивали верхнюю пуговицу.

— В той картине играл Эдуард Робинсон, франт, каких поискать. — Морис потуже затянул узел галстука, провел рукой по бледно-голубой куртке спортивного покроя, разглаживая едва заметные морщинки. — Они собирались в «Кардозо», эти киношники из Голливуда, все как на подбор, и еще на собачьих бегах, что шли внизу, у мола, на Первой улице — или нет, не там, а между Бискайн и Харли.

— Ясно. Садись в машину.