La confession d'un poete. Par Nicolas Semenow, Paris, 1860

– Как же иначе думать о вас, – продолжала француженка. – Вы мне даете автора, который пишет русскую повесть по-французски, значит, хочет сказать что-нибудь любопытное и новое – не только для русских, во и для других наций, например и для нас, бедных французов. Что же он нам говорит? Он показывает нам как диковинку, что в женщине, бывшей несколько раз на содержании у разных лиц, могут сохраниться добрые расположения. Он бы лучше принялся доказывать, что человек, обедавший каждый день в течение тридцати лет, тем не менее сохраняет и на тридцать первом году потребность есть и умрет с голоду, если не поест каких-нибудь дней десять. Это было бы столько же ново и умно!.. Поверьте, что у нас вы не найдете человека, который бы сомневался в истине, с таким трудом открытой вашим автором… У нас никто не говорит уже об этом, так как никто не хочет прослыть пошляком. Но еще это куда бы ни шло: у вас цивилизация так нова, что вам простительно говорить с эмфазом{15} всякие пошлости, которые у нас всякий понимает без слов… (Можете представить, как меня коробило при таких комплиментах!) Но я никак не думала, чтоб вы до сих пор стояли на таких отсталых пошлостях, да и тех хорошенько не понимали… Никогда я не думала, чтоб допотопные, азиатские взгляды на женщину до сих пор были в таком ходу у вас, как мне показал ваш прелестный романист…

– Однако, – возразил я, – где же вы нашли следы азиатских взглядов? По моему мнению, поэт г. Семенова – человек образованный, прогрессивный, передовой, можно сказать, во всех отношениях…

Француженка принялась хохотать; я принял обиженную физиономию, как человек, обиженный в святейших своих интересах. Тогда француженка вошла в азарт и с чрезвычайной живостью стала мне говорить следующее: