— Пошел к черту! — шиплю, выплевывая слюни. — И как? Потешил публику? Мудак! — рычу и скалю зубы.
— Что? — поднимает на меня глаза.
— Удовлетворен, спрашиваю?
— Вполне, — задирает подбородок и подмигивает. — Ты чего ругаешься? — протягивает руку, чтобы прикоснуться ко мне. Я отстраняюсь и отхожу назад. — Послушай же!
— Я хочу домой. Если ты закончил свои эквилибры, — не смотрю на мужа, зато направляю взор по сторонам, — то не мог бы отвезти меня?
— Ты испугалась? — подходит ближе и, обхватив пальцами мой подбородок, обманчиво мягкой силой обращает к себе. — Переживала за ущербного мужа?
— Нисколько, Горовой! Обойдешься! Слишком много чести, — шиплю. — Мне же ничего не угрожало. Просила лишь о том, чтобы тебя по трассе киселем не размотало. Согласна даже на вторую руку, но, чтобы только с головой. Ты… Ты… Ненавижу тебя!
— Даша, Даша, Даша… — повторяя, шепчет мое имя.
— Наказал? Доволен? Бить, по-видимому, не будешь? У тебя другие методы? Отомстил за себя, борец за правду и доверие? Сволочь!
— Что-что? — муж ехидно прищуривается, но очень добродушно улыбается. — Все ведь нормально. Чего ты завелась? Грубиянка!
— Что слышал! — отрезаю и вырываюсь из его захвата, а в сторону злобным шепотом еще грубость добавляю. — Козел! Недоразвитый какой-то! Инвалид эмоциональный, психически больной адреналиновый наркоша…
Ничего не клеится у нас… Не выходит… Все-все насмарку… По-моему, то, что он вытворял на этой трассе — обыкновенный чертов дух противоречия. Ты мне, а я тебе! За неосторожно две недели назад поцарапанную свою душу он вырвет сердце и втопчет оставшуюся гордость жалкой «кумпарситы» в грязь, найдя поглубже лужу?
— Даша…
— Довольно, я сказала! — пристегиваюсь и сильно дергаю свой ремень безопасности, не смотрю на мужа, зато тщательно исследую замочный карабин. — Поехали!
— Ничего ведь не случилось, — наклонившись, заглядывается на меня. — Как твои дела? Родители были?
Неважно! Ни слова не произнесу. Мой отец был прав, когда сказал, что я должна молчать, если желаю сохранить семью. Слишком он… Обидчивый?
— Ты самовлюбленный хрен, Горовой! — выплевываю оскорбление, пока он запускает двигатель. — Несостоявшийся чемпион! Амбициозный инвалид без сердца…
— Все сказала? — смотрит прямо перед собой, ко мне лицо не возвращает.
— Ты эгоист! — визжу, захлебываясь словами. — Питаешь свое эго? Такой ненасытный? Теперь ты с сыном соревнуешься?
— Тебе виднее, — он хмыкает и, сверившись с обстановкой по зеркалам, выезжает с парковочного места на этой спортивной арене. — Домой или покатаемся?
— Чтобы поругаться? — хриплю, рассматривая пейзаж за своим окном.
— Все от тебя зависит, Даша…
Наш серпантин и плавный ход машины Ярослава все-таки баюкают меня. Я успокаиваюсь, расслабляюсь, скулю надоедливую мелодию себе под нос и даже откидываюсь на подголовник своего кресла. Перед моими глазами, когда он был на той сучьей трассе, промелькнула как будто вся наша с ним прошедшая и, возможно, будущая жизнь, без шансов на возвращение в нынешнее настоящее…
— Кумпарсита? — муж согнутым указательным пальцем аккуратно поддевает кончик моего носа. — Спишь, что ли?
— Ты напугал меня, Ярослав, — прикрыв глаза, медленно произношу. — Силь-но!
— Не верю, — он наклоняется ко мне и утыкается носом в закрытую гольфом шею. — Пахнешь хорошо и аппетитно, очень тепленькая…
— Что с тобой? — выкручиваюсь и отстраняюсь. — Нам ведь надо поговорить? Скажи, что «да» и в этом я не ошибаюсь! Пожалуйста…
— Зачем? — слышу, как он с нескрываемым пренебрежением злобно хмыкает.
— Послушай, — вжимаюсь спиной в свою дверь, руками упираюсь в его грудь, словно отталкиваю мужа и прячусь в угол, — мне ведь нужно высказаться!
— Ну, хорошо! — с облегчением выдыхает. — Я слушаю тебя внимательно, — прищурившись, тут же убавляет бешеный напор и всем телом медленно возвращается на свое место.
— Есть причина… — опускаю взгляд и рассматриваю свои нервно дергающиеся руки и скрюченные почему-то странно посиневшие худые пальцы.
— Причина? — расчесывает свою бровь. — Причина чего?
— Ты можешь просто выслушать, а не задавать наводящие вопросы через каждое слово?
— Что изменилось, Даша? — Ярослав хмыкает и нехорошо смотрит. — Давай, пожалуй, с этого начнем.
— То есть?
— Две недели назад ты кричала из-за закрытой двери в какую-то комнату в доме своих родителей, чтобы я ушел и оставил тебя в покое, а сейчас тебя вдруг потянуло на назойливую откровенность. Неужели мой заезд тебя простимулировал, так я могу…
— Прости-прости-прости, — прикрыв руками губы, словно наложив на них печать, быстро отвечаю. — Но…
— Я не погиб и даже не разбился, поцарапав машину, а ты вдруг решила поговорить о чем-то важном и неотложном. Вот я и спрашиваю, в чем дело, Даша?
— Ты говорил о доверии, помнишь?
Всегда, везде, с завидным постоянством!
— И что? — он криво улыбается и точно так же, почти копируя меня фигурой, своей спиной откидывается на водительскую дверь.
— Ты прав! — выразительно сглатываю и резко замолкаю. — Доверие важный пункт в наших отношениях. Я доверяю тебе, когда сажусь в машину, когда…