La Cumparsita… В ритме танго

Горовой Глеб Ярославович, почти четыре килограмма здорового живого веса и пятьдесят два сантиметра человеческого роста, в прекрасный теплый день в конце июня громко запищал о том, что он, наконец-таки, родился и сейчас хотел бы знать, кто все эти люди, столпившиеся над ним с «линейками», «весами», «ножницами» и одноразовыми пеленками, и все, как один, как под одну гребенку, одетые в ужасные бело-голубые операционные халаты. Сын голосил и требовал свое. Мальчишка звал мать и ручонками, беспорядочно теребящими потоки стерильного воздуха, как слепец, полагающийся исключительно на тактильное восприятие, искал ее теплый, подрагивающий от мышечного спазма или сбившегося неровного дыхания вследствие большого напряжения, все еще большой живот.

Непростые самостоятельные роды и охренеть какая нервотрепка перед основным процессом. Жена «боялась подвести меня»! Так сама сказала перед тем, как отправилась в родильный зал. Она боялась… Боялась боли? Могу поверить только в это. Ее ведь первая беременность ничем хорошим не закончилась, зато серьезно навредила женскому здоровью моей любимой в целом. Но мы справились со всем, а значит, обещанную интернетом, двоюродной сестрой, также недавно ставшей матерью, и виртуальными подружками из форумов для беременных цыпочек боль от схваток и потуг переживем на раз-два-три. Я стопроцентно был уверен в своей кумпарсите и не думал о том, что где-то, что-то, как-то и когда-то может пойти не так. Мы были в хороших, уверенных и опытных руках, и к тому же, на протяжении всего срока не нарушили ни одного закона, выписанного нам профессионалами.

Я ни на секунду не отпускал ее руку, пока она страдала в легких схватках, затем, обняв за плечи и раскачиваясь вместе с ней в каком-то странном, почти сомнамбулическом танце, отвлекал, рассказывал неправдоподобные истории, травил ей байки из своей армейской жизни и костерил несправедливость мира, в котором «маленьким царицам» приходится испытывать жуткие мучения, а «красивому, но черствому» однорукому мужику все нипочем, словно он действительно бездушный киборг с протезом не только на верхнем отсутствующем предплечье, но и на сердце, и на несуществующей, с физической точки зрения, душе. Все слушал, но не прислушивался и не реагировал на слезы и стенания, выпущенные кумпарситой не со зла, а в предродовом бессознательном состоянии. Я слушал, слушал, слушал… И в чем-то даже соглашался с шепчущей об ощущениях постанывающей Дашей, но от своих обязанностей не отвлекался: я считал стремительно увеличивающееся количество схваток, запоминал время — их продолжительность и перерывы между, почти на корочку записывал периодичность и фиксировал нарастающую интенсивность, чтобы обстоятельно сообщить об этом лечащему врачу. Я убирался из ее предродовой палаты только тогда, когда жену осматривал ведущий гинеколог, отшучивающейся от кумпарситы, когда она задавала нехорошие или затрудняющие его ответы вопросы. Жена отпихивала меня, но затем тянула за руку и без конца твердила:

«Ярослав, не стой там. Пожалуйста, вернись к моей голове! Не смотри, не надо… Назад, товарищ!».

Даша нервничала и «застывала» в деятельности, поэтому приходилось убирать слабые попытки достучаться и донести до взбудораженного непростым процессом женского сознания, что:

«Я не враг и я нисколько не боюсь, не стесняюсь и не чувствую какую-то неловкость от того, что происходит с ней».

«Я хочу остаться твоей женщиной, муж, а не той, которая…» — пищала Даша, зажмуриваясь и закусывая нижнюю губу.

«Всегда ею будешь, la cumparsita. Ты моя жена!» — целуя ее влажные от слез щеки, тихо отвечал. — «Жена, рыбка! Любимая, родная, красивая…».

«Я немножечко боюсь…» — гладила меня по щеке рыбка.

«Все будет хорошо, моя Царица!» — трогая ее вспотевшую от напряжения кисть, с улыбкой обещал.

Я настоял на своем участии и полном невмешательстве в процесс. Стандартные партнерские роды и мое тихое безмолвное, но наблюдательное присутствие возле правого плеча жены вызвали, честно говоря, очевидное недоумение на лицах ее, да и моего отца тоже, но я хотел быть рядом с женщиной, которая многое перенесла ради меня и этого ребенка.

Серьезный сынишка, одаривающий слабым подобием начинающейся улыбки свою нежную мать… Сын, сильный человечек, сжимающий ручки в кулачки и морщащий лобик, когда собирается всплакнуть и напомнить миру о своем присутствии. Только с ней мой ребенок нежен, покладист и умиротворен. Ему так мало месяцев, но он уже знает, как важно поощрение для пока еще не очень опытной и уверенной в воспитательном деле мамочки, как необходима ей его безоговорочная любовь и чуткое внимание. Ему три месяца, а он уже по разуму и своим действиям уравновешенный и мудрый мужик лет сорока, не меньше…