«Ла» — охотник. В небе Донбасса

– Это хорошо. – Шубин поглядел на сбегающийся к месту посадки аэродромный люд, по-акульи улыбнулся и весело заорал: – Чего ползем? Антилопистей, бойцы, антилопистей тута…

Собравшиеся у аварийной машины летчики и технари ходили вокруг, рассматривали, щупали, охали и цокали языками. Вспоминали подобные случаи, закончившиеся не столь удачно. Обсуждали причины, меры…

– Вот у Гнатюка такое же было, помнишь? – шумел Соломин, царапая ногтем дерево лонжерона. – Он только в зону зашел, пикирнул, и сразу обшивка посыпалась. Так и встрял.

– Гнатюк на «Яке» убился, – степенно отвечал Иванов, – а это «лавочка».

– Не вижу разницы, – грустно смеялся Лешка и снова лез смотреть и ковырять раздетые крылья.

Сразу вспомнился июньский случай, когда в полку на двух «Яках» обнаружилось отставание обшивки. Тогда все истребители были проверены, и дефектные надолго исчезли в недрах ПАРМа. Сейчас, похоже, грозило что-то похожее.

– Ну как такое может быть? – приставал Ильин к Щеглову. – Ведь приемка же есть? Как она принимает? Почему нам такое суют? Помню, в апреле партию из Саратова перегнали, так с них техсостав потом неделю не слазил. Дефектов тьма была.

Щеглов пытался отшучиваться, но на него наседали все сильнее…

– Ну, поймите же, – отбивался он, – в тылу ведь тоже не сахар. И рабочих опытных мало, и в цехах женщины с детьми работают, и другое… Много другого. Вот в первом квартале у нас было – на Саратовскую ТЭЦ топлива не завезли. Ведь его обычно по Волге баржами привозили, а тут Сталинград… и весь первый квартал перебои жуткие и с теплом и с электроэнергией. А план по самолетам ведь никто не отменял – фронту вынь да положь. Вот и изворачивались как могли. Те же бензобаки пришлось протектировать холодным способом вместо вулканизации. С сушкой и окраской хуже – без тепла как просушить? Вот тебе и нарушение технологии… Но ведь сделали же! Дали самолеты! В цехах каждый пятый больной, на аэродроме вообще больше половины механиков слегло. Но дали же!

Щеглов помолчал и виновато добавил:

– А потом началось! Обшивка на машинах отстает, коробится, баки текут, по заклепкам отпотевают. Несколько катастроф было, аварии. Летом «Яки» целыми полками на ремонт вставали – бригады выезжали, в войсках брак исправляли. А виноваты военпреды – сволочи продавшиеся. Ага! Помню, на заводе в столовую идти стыдно было – мальчишки из цехов голодными глазами провожали. Вот так вот…

Разговоры после этого как-то стихли. Но все истребители в полку проверили…

…Вечером он гулял с Таней. Бродили по роще, по оставшимся от пионерлагеря дорожкам, засыпанным белым песком. Мимо фундаментов сожженных строений и, словно на потеху, уцелевших гипсовых статуй пионеров. К вечеру распогодилось, туман исчез, и с ветвей срывались звонкие капли, наполняя прогулку шелестом и глухим стуком. Нагулявшись по остаткам лагеря, прогуливались вдоль низеньких, сваленных из кусков позеленевшего ракушечника межевых оград деревни. Прогулка, как и сам вечер, проходила тихо и спокойно.

– Кто-то дерево порисовал, – сказала вдруг Таня.

Они как раз проходили рядом с двумя тополями, и он тоже увидел, что левое дерево украшает свежевырезанная надпись: «Коля + Зина». Остального неизвестный изобразить не успел, тем не менее настойчивость резчика удивляла – надпись была вырезана глубоко и красовалась метрах в четырех над землей.

– Так это Рябченко, наверное. Вот паразит, – он усмехнулся. – Завтра надеру уши.

– Ну, нарисовал, – Таня пожала плечами, – глупость, конечно, но зачем наказывать?

– Надо! – Виктор подошел и потрогал кору дерева. Захотелось рассказать, как эти тополя, подобно маяку в штормящем море, указали ему спасение, показали дорогу на аэродром. Как только благодаря им он, пусть и с ошибкой, но сумел приземлиться. Не стал.

– Пойдем домой?

– Давай еще немного, – Таня мягко потянула за руку, – я целыми днями в этом штабе… дай хоть немного воздухом подышу. Ты, кстати, не заболел? Выглядишь уставшим и опять хромать начал.

– Не-е! – Он уселся на бревно, привалившись спиной к шершавой, неровной коре тополя. Сразу стало клонить в сон. Захотелось вернуться в тепло своей клетушки, в огороженный фанерой угол летного общежития. Маленький, два на три, слышимый насквозь, зато свой собственный. Прийти туда, забраться под теплое одеяло да залезть на Таню.

Она, еще не знающая о его планах, подсела рядом и затихла, изучая проступающие в разрыве облаков звезды. Темнело все сильнее. Роща обратилась большой серой горой, деревня исчезла в серой тени, лишь беленые стены хат все еще выделялись в ночи.

– Звезда упала! – засмеялась вдруг Таня. – Загадала! Загадала! – Она улыбнулась и неожиданно спросила: – Витя, а у тебя есть мечта?

– Мечта? – Задремавший Саблин на несколько секунд подвис. – Мечта… Сложно с мечтой, – ответил он. – Тут выжить надо. До Победы дотянуть.

– Какой ты неромантичный, – девушка надула губы, – у всех есть мечта!

– У меня нет!

– Ну, скажи, – обиделась она, – неужели ты не мечтал быть со мною, получить Героя?