La Storia. История. Скандал, который длится уже десять тысяч лет

Худшее произошло на следующий день. Несмотря на бдительность сторожа, Узеппе удалось выбраться на улицу: впервые в жизни он оказался в городе один. Обратно его привела привратница с улицы Бодони, вдова, женщина семидесяти с лишним лет, бабушка многочисленных выросших теперь внуков, которая жила одна в дворницкой, состоящей из маленькой затемненной комнатки и темного чулана без окон, где стояла кровать. Она увидела Узеппе, когда тот проходил мимо дворницкой, один, без пальто, в детсадовской блузе. У нее возникли подозрения, она вышла в вестибюль и окликнула его. Обычно Узеппе охотно останавливался перед дворницкой, за стеклами которой виднелись радиоприемник, плитка «как у Джузеппе Второго» и стеклянное яйцо, внутри которого на снежном лугу стояла лурдская [27]Мадонна. Если яйцо встряхивали, белые снежинки поднимались кверху. Но сегодня Узеппе прошел, не останавливаясь. Он тяжело дышал и казался потерянным. В ответ на настойчивые вопросы привратницы он пробормотал, что идет наверх, домой (хотя ключей у него не было), и еще невнятно и путанно добавил что-то насчет того, что «его хватает, а других детей нет», при этом испуганно подносил руки к голове, как будто тот, кто «хватал», находился там, внутри. «Может, у тебя голова болит?» — «Не, не болит». — «А если не болит, то что? Мысли?» — «Не, не мысли», — Узеппе, задыхаясь, продолжал твердить «не», не пытаясь ничего объяснить, потом, однако, мало-помалу начал успокаиваться. «Хочешь знать, что у тебя там, в голове? — сказала привратница. — Сверчок! Вот что у тебя там!» Узеппе, забыв о страхах, звонко рассмеялся, услышав о том, что в голове у него сидит сверчок. Потом он послушно вернулся в детский сад.

Узеппе исчез всего на пятнадцать минут, но двое служащих из детсада уже были посланы на его поиски, воспитательница же присматривала за оставшимися детьми, все еще игравшими во дворе. Она нервничала, то и дело заглядывала внутрь здания и подходила к двери, ведущей на улицу. Отсюда она и увидела возвращающегося беглеца: его вела за руку старушка, которая пыталась развлечь малыша, рассказывая ему разные истории о сверчках.

Рассерженная воспитательница все же не собиралась повышать на Узеппе голос (на него еще никто ни разу в жизни не накричал). Она встретила его довольно спокойно и, немного в сердцах, нахмурившись, сказала: «Ну что ты делаешь? Опять принялся за свое? Тебе не стыдно показывать такой дурной пример другим детям? Но теперь хватит, с сегодняшнего дня детсад для тебя закрыт».

Реакция Узеппе на ее слова была неожиданной — и почти трагической. Он ничего не сказал и побледнел, вопросительно глядя на воспитательницу, дрожа от страха, но не перед ней, а, казалось, перед самим собой. «Нет! Прочь! Прочь!» — крикнул он вдруг отчаянно, как будто хотел прогнать каких-то призраков, и неожиданно устроил сцену, которая внешне очень напоминала детский каприз: упал на землю, красный от злости, катаясь и молотя воздух руками и ногами. Как правило, такие сцены устраиваются детьми в расчете на зрителей, в этом же случае ощущалась полная отрешенность ребенка от внешнего мира. Казалось, малыш действительно вел борьбу не на жизнь, а на смерть против внутреннего врага, известного ему одному.

«Узеппе, Узеппе, что с тобой? Мы все так любим тебя! Ты славный, милый ребенок…» Малыш, услышав ласковые слова воспитательницы, стал потихоньку успокаиваться и наконец, утешенный, слабо улыбнулся. С этого момента и до конца дня он не отходил от нее. Однако, когда пришла Ида, воспитательница сказала ей, отведя в сторонку, что ребенок «слишком нервный» и что по крайней мере в ближайшее время его лучше не приводить: она не может взять на себя ответственность за него. Она посоветовала держать Узеппе дома, под присмотром какого-нибудь надежного человека, до тех пор, пока ребенок не достигнет школьного возраста, то есть около года.

На следующее утро Узеппе не пошел в детский сад. Противореча самому себе, он до последней минуты следил вопросительным взглядом за приготовлениями Иды, с неясной надеждой, что она возьмет его с собой, как раньше. Но он ничего не сказал и ни о чем не попросил.

Привратница считала, что просто Узеппе был слишком резвым ребенком, который в любую минуту мог «выкинуть что-нибудь этакое» тайком от воспитательниц. Ида, однако, так не думала. Она знала, что у сына были свои маленькие секреты, но это были секреты другого рода. В любом случае, она не собиралась расспрашивать его, а тем более обвинять в чем-то.

Поскольку денег для того, чтобы нанять кого-нибудь, у Иды не было, ей пришлось просто оставлять сына дома одного, запирая входную дверь на ключ. Второй ключ она отдала привратнице, попросив ее подниматься в квартиру по крайней мере раз, около полудня. Взамен Ида обязалась давать частные уроки внучке привратницы, которая приходила к бабушке почти ежедневно.