Лаберилльская Пудра

— Этот мудак сказал мне, что ты ударила его, когда он предложил тебе покинуть семью! ОН ПРИСТАВАЛ К ТЕБЕ? Говори!

— Нет.

Не поверил. Она чувствовала, что не поверил. И её задача сейчас была… Отвлечь.

Знаете, что просто мастерски может делать любая шлюха?

Врать. Проститутка зарабатывает деньги не телом. Пустая оболочка не интересует клиента.

" Мужикам что нужно? Все они хотят чувствовать себя Королями! Поняла, Баррет? Давай, работай… "

— Рэндар, я соскучилась…

И, наплевав на доводы и логику, прищурил глаза, загораясь от прикосновений узких ладоней к нагревающейся коже. Побеждал зверь — похотливый и властный, желающий спаривания немедленно, здесь и сейчас. Где то на задворках разума пищал здравый смысл, придавленный бронированной бордовой лапой.

— Знаю, что врешь, Аталь…

— Хочу тебя… Ты же меня подчинил, помнишь? Как я могу врать?

Сдавив хрупкие рёбра, борясь с диким желанием их переломать, подхватил жертву на руки. Жертву, именно жертву, подчиненную, отравленную им. В спальне бросил в постель. Отошёл на чуть, любуясь на разметавшееся тело…

— Прибить бы тебя, Аталина Баррет…

Она же, утробно хохотнув, потянула с себя блузку. Корделл следил, как тонкая ткань гладит кожу, нежную и розоватую, как напрягаются острые соски то ли от желания, то ли от слабого сквозняка…

— Давай, девочка… — отойдя к стене, скрестил руки, сощуривая раскалённые глаза — Медленнее… Распусти волосы.

Девушка встала на колени, подняла руки, выдернула шпильки и помотала головой, тяжёлый шоколадный поток потек по плечам.

— Дальше. — велел он — Продолжай.

Она расстегнула пояс брюк, в которых ходила дома. Оставшись в трусиках, запустила пальцы под резинку и сдвинула вниз.

— Иди сюда, Корделл…

— А где " пожалуйста", Аталь?

Она кивнула:

— Пожалуйста, иди сюда.

Упершись коленями в постель, сжал маленькие груди, пальцами погладил соски. Аталина вскрикнула. Протянув руки, рванула молнию его рубашки. Поцеловала обнажившуюся кожу, прикусила.

— Да, давай, давай, Аталь… Мне нравится.

Она провела руку ниже, к рельефному животу, расстегнув брюки, освободила член — горячий и твердый. Поглаживая рукой грудь оборотня, нагнулась и захватила губами влажную головку.

Рэндар выругался. Очень грязно, диким, похабным выражением, обозначающим на его языке " траханую мать". Двинулся вперёд, погружая плоть в рот девушки.

— Маленький мой… — он задыхался — что же ты со мной делаешь…

Головой бы понял, что его пара если и не врет, то хитрит, вертится, как земляной червяк. А сутью, телом, всей кожей желал только одного — чтобы она не прекращала того, что делает. Дольше… Ещё дольше. Тоже зависим, тоже отравлен…

— Ещё, Аталь, ещё… Ты так это делаешь…

Чувствуя её язык, тёплый и нежный, запустил руку ей в волосы.

— Аталина, девочка… Хватит. Ты же ничего не получишь! Не надо, не мучайся…

Оторвавшись от него, скользнула змейкой по груди, задев тугими сосочками кожу.

Шепнула в ухо, сжав рукой пульсирующую плоть:

— Кто сказал, что мучаюсь? Сама же хочу… Подчиняюсь тебе…

Этим " подчиняюсь " опалила щеку и душу. Зарычав, теряя остатки разума, распластал по покрывалу, прижал собой. Глядя прямо в синие растекающиеся глаза, положил ладонь между стройных, послушно расходящихся ног и, погружаясь в горячую влагу, сладкую нежную судорогу тела пары принял на себя.

— Аталинаааа, — вскрикнул от восторга, не чувствуя ничего, кроме себя в её теле.

Пусть хитрит. Пусть врет. До поры, до времени…

— Тебе же хорошо? — спросил шёпотом — Хорошо со мной?

И вдруг такое услышал в ответ…

Через сбитое, разодранное тяжкое дыхание, через мрак и влагу, через время…

— А тебе, Рэндар? Тебе… Хорошо?

И уже потом, когда лежали рядом — голые, обнявшиеся, словно друг в друга вросшие, чуть не взвыл, когда она повторила вопрос.

— Тебе то хорошо со мной? Ты ведь из оборотней первый… Я до тебя и не знала, что вам надо…

— А сейчас знаешь? — так же шёпотом спросил, чтоб не спугнуть — Что нам надо?

— Да то же, что и людям… Жить. Любить, может. Но жить точно.

Точно. Точнее не бывает.



Глава 23

То, что она попала и попала крепко и мощно, Аталина не отрицала. Попала…

Всю свою серую, неказистую жизнь берегла она себя от зависимостей разного рода. Выяснив когда — то, что не подвержена им, расслабилась. И попала…

Алкоголь не действовал на неё. Ни в каких дозах. Самые крепкие напитки она пила, словно воду, не пьянея, не мучаясь по утрам головными болями, не плюясь горькой слюной. Курить сигары, сигареты и даже " розовые лепестки "* она пробовала много раз. Не стала продолжать, лишь потому что не видела смысла, плюс ей не понравился вкус и запах. Оставались " жвачка "* и Лаберилльская Пудра. Но если с пудрой отношения девушка выяснила ещё в пятнадцать, то жвачка одно время помогала ей. Гоняя во рту липкий, кисло — сладкий комок, Баррет вроде бы что — то почувствовала… Но нет. Её организм быстро дал понять, что и это для него не допинг.

— У тебя нет вредных привычек! — сказала как то Нэйлин — Тебя даже пудра не берет. Ты и не любишь никого поэтому!

Аталина тогда очень обиделась. Не подав виду, придав лицу безмятежное выражение, спросила:

— Как это связано, Нэй?