Мы, фронтовики, так не думали. Считали, что это есть временные неудачи. А что происходило тогда в тылу — послушаем генерала Деникина: «Настал 1920-й год. Генерал Врангель получил назначение формировать Казачью конную армию, прибыл в Екатеринодар, где имел ряд совещаний с Кубанскими деятелями. На этих совещаниях были выработаны общие основания формирования трех Кубанских корпусов, во главе которых должны были стать генералы — Топорков24, Науменко и Шкуро.
Между тем, как оказалось, с возглавлением Казачьей группы бароном Врангелем вышло недоразумение (на Тереке. — Ф.
В январе 1920 года оформилась Кубанская армия и первым командующим генералом Деникиным был назначен генерал-лейтенант Андрей Григорьевич Шкуро.
Через полтора месяца вся наша богатая и цветущая Кубань-Отчизна была оккупирована красными войсками.
В апреле 1919 года, по выздоровлении, едучи из Сочи в Екатерино-дар, генерал Врангель посетил по пути станицы Лабинского отдела: Петропавловскую, Михайловскую, Курганную, Константиновскую, Чамлык-скую, по которым прошел во главе нашей 1-й Конной дивизии, состоявшей из полков: 1-го Запорожского, 1-го Уманского, Корниловского конного, 1-го Екатеринодарского, 1-го Линейного и 2-го Черкесского конного. И вот его отзыв о станицах и о казаках: «Тепло и сердечно встречали меня казаки. Подолгу беседовал я со станичными сборами. Обедал со стариками в станичном правлении. Осматривал школы, училища и лечебные заведения. Пронесшаяся над краем гроза, казалось, не оставила никакого следа. Жизнь вошла в обычный уклад, и огромные богатые станицы успели оправиться. Все дышало довольством и благоденствием. Казаки очень интересовались общим нашим положением, подробно меня обо всем расспрашивали».
И этот теплый отзыв об огромных и богатых станицах, которые не только что оправились от пронесшейся над краем красной грозы, но от которой не осталось и следа, генерал Врангель заканчивает так: «Я лишний раз убедился — насколько общий умственный уровень Кубанских казаков сравнительно высок»27.
Но перейдем к событиям «о Лабинцах».
В своей станице
Для семьи мое появление без предупреждения было исключительной радостью. Наша страдалица-мать, казалось забыв свое печальное вдовье положение, всю свою любовь в эти два дня моего пребывания «дома», по пути вновь на фронт, перенесла исключительно на меня, которого не видела около 5 месяцев. И вот теперь он здесь — живой, бодрый и веселый. И не только он сам, родной сын ее здесь, но с ним жива и здорова так хорошо знакомая ей его кобылица Ольга, участница всех боев «от Воронежа».
Такие, кажущиеся второстепенными детали в казачьем семействе — они очень дороги в быту семьи и захватывают всех домашних. Это означало, что их сын, внук или брат вернулся с войны не только что целым и невредимым, но он вернулся с войны даже на той же строевой лошади, на которой и ушел из дому.
Это возвращение у казаков «домой» так ярко и образно описал большой донской писатель Ф.Д. Крюков28. Вот оно: «Мать, вся охваченная
благодарным восторгом и счастьем, подошла к старому Зальяну и поклонилась ему в копыта.
— Спаси тебя Христос, милая лошадушка!.. Носила ты моего сыночка родимаво, служила ему верно, товарищем была и целым принесла мне его назад! — произнесла она.
И плача — взяла руками умную голову лошади и поцеловала ее в мягкие вздрагивающие ноздри».
Так расценивала наша мать мое возвращение домой и роль моей кобылицы Ольги, в седле, с тяжелыми арьергардными боями доставившей ее сына «от Воронежа и до Кубани».
Матери тогда было 50 лет. После трагической гибели нашего отца она постарела и так нуждалась в нашем сыновьем присутствии при ней, нашей моральной помощи ей.
Но какая же могла быть моральная помощь?!. Вот и сейчас: старший сын Андрей29, есаул 1-го Кавказского полка, — где-то на фронте. Младший Георгий30, сотник Корниловского конного полка, — также где-то на фронте. А при ней, в доме, в хозяйстве, — 70-летняя старушка, мать мужа, наша дорогая бабушка, да три дочери-подростка. На кого же опереться ей ?!
Бедные наши казачки-матери! И кто поймет их бескрайнее горе в той войне, которую вело казачество «за свой порог и угол»?
На «полковом выезде» (о нем ниже), в отцовских парадных санках, мы катим с матерью к кому-то в станице. Мать, запахнувшись в теплую шаль, от радости не находит слов, что сказать мне.
— Ах, сыночек!.. Был бы жив отец!.. Как бы он был счастлив! — вырвалось у нее из души.