Лабиринт

— Да что вы хотите от меня? Что? Я не ребенок уже, что хочу — то и делаю. Может хватит корчить из себя заботливых робин гудов?

Было заметно, что Макса этот разговор начал потихоньку раздражать, и он, приближаясь ко мне, вытащил из внутреннего кармана куртки пачку Маrlbоrо и достал оттуда сигарету, тем самым показывая, что пора выходить на улицу:

— Послушай, меня мало заботит, что ты там хочешь. Ты сейчас уезжаешь со мной. Доставлю домой — а дальше пусть твой папа сам с тобой разбирается.

— Папа? Со мной? В перерывах между очередным убийством и минетом секретарши?

Я видела, как на скулах Макса заходили желваки. Он был зол, чертовски зол, я испытывала его терпение и понимала: единственное, что его пока еще сдерживает — это то, что я не чужой ему человек. Да и читать нотации он не привык. Иногда мне даже казалось, что он, когда смотрит мне в глаза, видит намного больше, чем остальные. Это не жалость, не сочувствие, не долбаное сострадание, а понимание. Понимание и молчаливая поддержка.

— Я твоему отцу свечку не держал и очень надеюсь, никогда не придется. Это не мое гребаное дело. А ты, дура мололетняя, могла сейчас нарваться. Ты понимаешь это вообще?

— На что нарваться? На что? Нашел чем напугать… — произнесла эти слова и почувствовала себя так, словно меня облили ледяной водой. Стало вдруг так холодно, грустно, одиноко и что хуже всего — мне было себя жалко. До такой степени, что хотелось просто уткнуться кому-то в плечо и плакать… навзрыд, долго, чтобы вместе с этим соленым ручьем выплеснуть из себя унижающую меня жалость.

Макс заметил и то, как изменился тембр моего голоса, и как я поникла, словно на плечи взвалили тяжелую ношу. Всего одной секунды порой бывает достаточно, чтобы почувствовать, как покрывается толстым слоем льда твоя душа. Как тухнет блеск в глазах и гордая осанка сменяется неуверенной сутулостью. Обычно такие секунды называют моментами истины. Макс отвел взгляд, понимая, что в моих глазах застыли слезы. Подошел ближе и, обняв за плечи, повел мня к выходу:

— Ничего, мелкая, прорвемся. Давай, пообещай мне, что больше ни одного урода на пушечный выстрел к себе не подпустишь. Хотя вряд ли кто-то из них захочет иметь дело с твоим долбанутым дядей, правда?

Я через силу улыбнулась, понимая, что он просто меня заговаривает, не позволяя грустным воспоминаниями захватить все мысли. Мы молча подошли к машине, через стекло я увидела Дарину, которая места себе не находила от волнения. Она, заметив, что мы вышли из гостиницы, быстро открыла дверь и бросилась к нам, сжимая меня в объятиях:

— Каринаааа, я тебя когда-нибудь придушу, клянусь. Ты знаешь, как я испугалась…

Я опустила голову, не смея посмотреть ей в глаза. Знаю, что поступила некрасиво, особенно по отношению к ней — единственной, кто всегда рядом. Но ничего уже не вернешь, оставалось только извиниться.

— Дарина… прости. Знаю, что волновалась, знаю… Но со мной все хорошо, ничего не случилось, видишь — цела и невредима, — развела руки в стороны, словно предлагая себя рассмотреть, чтобы она убедилась в достоверности моих слов.

— Не делай так больше никогда. Никогда, Карина. Дай слово, иначе я не знаю, что со мной будет, — голос дрогнул и мы опять обнялись, радуясь этой встрече, в очередной раз понимая, насколько на самом деле близки.

Услышали, как рядом кто-то кашлянул. Это Макс таким образом переключил на себя наше внимания, было заметно, что вся эта мелодрама ему порядком поднадоела.

— Девочки, обниматься-целоваться будете дома, в теплых кроватках с плюшевыми медведям. Быстро в машину.

Дарина раздраженно зыркнула на него и я уловила в ее взгляде самую настоящую злость. Мне даже показалось, она сжала зубы, настолько сильно напряглись ее скулы.

— У тебя забыли спросить, ага. Где нам обниматься и с какими "медведями".

— Харэ базарить, малышня. У меня дел невпроворот…

Мы с Дариной уселись на заднее сидение, Макс врубил музыку на полную громкость и время от времени поглядывал на нас через зеркало заднего вида. Дислпей его сотового вдруг замигал, оповещая о звонке. Макс убавил звук, чтобы ответить:

— И какую хрень ты мне сообщишь на этот раз?

После того, как выслушал ответ, ударил рукой по рулю и, выжав педаль газа, начал гнать машину еще быстрее.

— Что, бл***, значит, Графа закрыли? Ты вообще соображаешь, что ты говоришь? Когда это произошло? Куда его повезли?

Мы с Дариной переглянулись, и хотя не произнесли ни слова, каждая знала, какие мысли вертятся сейчас в голове друг и друга. Повисла напряженная пауза, мы сидели, боясь пошевелиться, пока Макс то орал на кого-то на том конце провода, то внимательно выслушивал детали. Странно, но внутри что-то шевельнулось. Подумала об Андрее — и к сердцу словно прикоснулись ледяным перышком. Прислушалась еще раз — нет, это не привычная ненависть, а что-то, чего я пока не могла понять. Мотнула головой, попытавшись разогнать непривычные ощущения и в очередной раз подумала, что другая жизнь ему и не светит. Макс закончил разговор и, повернув голову к нам, сказал: