Лабиринт

– Если бы ты был нормальным любящим родителей сыном, то у нас всё было бы хорошо! Но ты, мразь, всё испортил! – Игорь глубоко вздохнул, прикрыв на мгновение глаза, будто бы пытаясь успокоиться.

Что же ему ответить? Да и ждёт ли он ответа от меня? Мне кажется, что любое слово, которое я ему сейчас скажу, будет расценено как повод к нажатию на курок ружья. Я молчал и бегло осмотрелся по сторонам, прежде чем вновь уставиться на брата: на полу рядом с моей ногой лежала крестовая отвёртка, вокруг разбросаны ржавые гвозди, а слева, в сантиметрах двадцати от моей руки, лежал небольшой пыльный молоток. По количеству скопившейся на нём пыли он лежал на этом месте уже как минимум год.

Молоток.

Резким движением я подался влево, увернувшись из-под ствола ружья, прислонённого к моему лбу, и схватил молоток, которым незамедлительно ударил Игоря по пальцам левой руки, придерживающим ствол ружья. Он взвыл, выпустив из левой руки ружьё, но по-прежнему держа его правой с пальцем на курке. Ещё мгновение, и я вскочил на ноги, переложив молоток в правую руку, и с размаху ударил его тупым концом по лицу: я попал в челюсть. Ружьё выпало из руки брата, а он и его выбитые зубы с тонкими струйками тёмной крови упали рядом с багажником машины. Он что-то начал стонать, но едва он успел произнести ещё хоть один звук, я прыгнул на него и с отмашки ударил его молотком в нос, после чего продолжил без остановки бить его по голове. Каждый удар сопровождался треском костей, напоминающим приглушённый звук ломающейся в руках сухой ветки, с характерной отдачей в кисть руки.

Сложно сказать, сколько это продолжалось, может, секунд пять, а может, и пару минут, но остановился я тогда, когда передо мной вместо головы брата было кровавое месиво: нижняя часть представляла собой смесь кожи, крови, костей и мяса, чем-то напоминающую спагетти болоньезе, а верхняя часть смахивала на игрушку из детства, в которую я когда-то играл – резиновый шарик с тальком внутри, из которого можно было лепить простые фигурки, – причём слеплено это нечто было так же неумело, как у меня в шесть лет. Из того места, где раньше был его левый глаз, вытекала розовая слизь – наверно, содержимое глаза.

Я сидел на теле Игоря и смотрел на то, что я сделал. Правая ладонь онемела, сердце продолжало бешено колотиться, и руки дрожали. Живот ныл то ли от тех нескольких пинков, которые мне нанёс брат, то ли от того чувства тошноты, которое вызвала представшая перед моими глазами картина. Через мгновенье я почувствовал, как всё внутри меня сжалось, и струя рвоты вырвалась из моего рта на голову брата, оставляя кислое и вяжущее глотку послевкусие. От этого зрелища, к которому теперь добавился запах рвоты, меня стошнило ещё дважды, после чего я бросил молоток, перекатился на пол, откашливая куски непереваренной пищи, и просто лёг рядом с телом брата, пытаясь взять себя в руки. Возможно, я пролежал бы так ещё долго, если бы боковым зрением не увидел, как Игорь сделал резкий рывок в мою сторону. От неожиданности я отскочил метра на два и с глухим стуком ударился спиной в ворота гаража. Как же так, он же мёртв?! Он не мог остаться в живых после такого! Боже, а что если жив, надо срочно вызвать скорую, может, ему ещё можно помочь?!

Всё тело брата дёргалось в судорогах: ноги и руки быстро и резко тряслись, пальцы рук выпрямились и, дрожа, совершали медленные движения вперёд-назад, а голова, трясясь, приподнялась на мгновение над полом, разбрызгивая вокруг мою рвоту и его кровь. Длилось это секунд пять, после чего он застыл в совершенно неестественной позе: его тело лежало на полу, но было видно, как все его мышцы были напряжены. Не так я себе представлял смерть человека, но Игорь определённо был мёртв.

Я сидел на полу, облокотившись спиной на ворота гаража, и смотрел на лежащее передо мной тело. Что же теперь делать? Как же мне поступить? Надо взять себя в руки. Если вызову полицию, то при виде его изуродованного тела они вряд ли поверят тому, что это была самооборона: в лучшем случае дадут превышение пределов самообороны, и присяду на два года, а в худшем – признают виновным в преднамеренном убийстве и дадут значительно дольше. В тюрьму совсем не хочется. Если убегу, то точно меня найдут, тут же везде мои отпечатки пальцев. Ну ладно, на молотке сотру и в багажнике тоже, но, может, я что-то пропущу? Да и, откровенно говоря, не совсем понимаю, как нужно их стирать. В фильмах легонько протирают платочком и улик не оставляют, но это же фильмы, может, их не так просто стереть, и, даже всё протерев, я не избавлюсь от отпечатков? Да и какие, к чёрту, отпечатки: всё заблёвано моей рвотой, они меня по ДНК найдут. Уж всю свою ДНК я точно не подчищу здесь – совершенно ужасная ситуация!