Лабиринт

Лина по вызову следователя не явилась. Не пришла она и на похороны Сонечки. После каникул ее перевели в другую школу, а Василия Афанасьевича с инфарктом увезли в больницу, где уже лежал его друг Григорий Львович Натансон, который тоже пока еще был в тяжелом состоянии.

…Борис Катырев, вернувшись из клиники, идти в соседнюю школу отказался. Даже вслед за Линой…

— Если я отступлю, — твердо заявил он родителям, — то путь для Семги и Дикаря будет открыт. Они станут крушить, убивать и делать из людей быдло. Я не хочу!

— Хочу — не хочу, — сказал Бобу Гвоздик, с которым они сблизились после всего случившегося. — Похоже, от нас это мало зависит… Пока торжествует Семга… И дружков Дикаря мы боимся… А ты все спрашивал, все петушился: почему это наши родичи помалкивали в прошлые времена?.. Потому и помалкивали, что дрожали от страха… Может, что-то изменится, но не скоро…

В тот день, когда хоронили Сонечку, с неба валил снег. Не мокрый, похожий на дождь, превращающий землю в грязное месиво или каток, а настоящий, пушистый, обильный, похожий на звездопад.

Под его покровом земля, одичавшая от наготы, казалось, приходит в себя, успокаивается.

И на лицах людей, уставших пережидать непогоду, появилось некоторое умиротворение, благость…

В преддверии Нового года все, кто пока жив, все без исключения, и добрые, и злые, и всякие, встречаясь, желали друг другу благополучия и верили в собственные благие намерения…

Но почти никто не помнил, не знал, не нес в душе того, что сказано в «Откровении» Иоанна Богослова:

«Неправедный пусть еще делает неправду; нечистый пусть еще сквернится; праведный да творит правду еще, и святый да освящается еще.

Се, гряду скоро, и возмездие Мое со Мною, чтобы воздать каждому по его делам».

1989–1990 гг.