Лабиринт

Мы стали прощаться. Теперь, после того как он дал мне необходимые разъяснения и указания и не ломал голову над формулировками отца де Воса и монсиньора Риго, я особенно хорошо понял, что и для синьора Кампилли, для него лично, были выгодны вести, которые я принес. Когда я к нему явился, он поздравлял меня и радовался одержанным успехам, имея в виду прежде всего отца, а чуточку и меня. Под конец, размышляя о деле, он подумал и о себе. Еще раз обнял меня и сказал:

- Признаюсь тебе, что у меня камень с души свалился. Я ведь вращаюсь в мире, неимоверно чувствительном к некоторым вещам. Чувствительном и памятливом. Но теперь на нашей стороне могучие силы. Никто не может поставить мне в упрек то, что я пришел вам на помощь, если от тебя не отвернулись ни на пьяцца делла Пилотта, ни в палаццо делла Канчеллерия. Меня в самом деле это искренне радует.

Я возвратился в пансионат к самому ужину, потому что, уйдя от Кампилли, еще некоторое время бродил по городу. Доехал до собора in Laterano. Заглянул внутрь. Все там очень величественно. Потом осмотрел площадь. Ошеломленный впечатлениями дня, усталый, я старался ни о чем не думать. Шел медленно, с широко открытыми глазами, но как в полусне. Шел по длинной, душной, шумной улице Таранто, липкий от пота, покрытый пылью, но с таким легким сердцем, словно его обмыли и прополоскали.

В пансионате пусто. Бразильцы отправились на юг. За столом только Рогульская, Шумовский, Козицкая и Малинский. Заметив, что Козицкая и Малинский сидят рядом, я вспомнил намеки Весневича. Любовная пара. Разница в возрасте огромная. Ему, должно быть, под шестьдесят, ей, пожалуй, лет тридцать. Вероятно, и такое бывает. Впрочем, независимо от возраста, они, видимо, не очень подходят друг другу. Их дело. Но когда живешь рядом с такой парочкой, а в семье все знают об их отношениях, то это как-то неприятно раздражает. По крайней мере когда смотришь на них.

Разговор за столом самый обычный, вялый. Поддерживает его Малинский. Чаще всего он обращается ко мне:

- Что же это вы целый день не были дома?

- Да так получилось.

- Библиотека?

- Нет, сегодня там не был.

- Осматриваете город?

- Главным образом.

Шумовский:

- Что вы сегодня осматривали?

- Латеран. Ну и окрестности. Я отлично прогулялся.

- А у меня завтра снова экскурсия. Ирландская. Послезавтра возвращаются бразильцы. И так без перерыва. А мне хочется пойти с вами вдвоем и по-человечески вам что-то объяснить, показать.

Я:

- Успеется! От нас не убежит.

Малинский:

- А пока что вы на весь день убегаете из дому. Не удивительно. Комнатка, в которую вас теперь запихнули, страшно тесная.

Рогульская:

- Может быть, перевести вас в прежнюю комнату?

Козицкая, не слишком вежливым тоном:

- Да ведь сейчас только дядя сказал, что бразильцы возвращаются. Что же, перевести на одну ночь? Или как?

Я:

- Ну разумеется, не стоит. Комнатка очень милая. А если я мало ею пользуюсь, так это в порядке вещей. Каким же я был бы туристом, если бы сидел дома!

Малинский:

- Весь день на ногах, а аппетит, я вижу, у вас неважный. Или вам не по вкусу?

- Ну что вы! - запротестовал я. - Я слишком много ходил и устал.

Но правда бьша на стороне Малинского.

Я отодвинул на край тарелки в самом деле очень неаппетитные ракушки, поданные в виде приправы к макаронам, которые от этого стали для меня почти несъедобными.

Козицкая снова заговорила-сухо и к тому же с явным намеком:

- Мне очень неприятно, что наша пища вам не по вкусу. В Польше великолепная кухня!

Я пристально поглядел на Козицкую. Она встретила мой взгляд холодно, не опустив глаз. Так мы смотрели друг на друга несколько секунд. Инцидент замял Шумовский, пустившийся в пространные рассуждения относительно различных блюд итальянской кухни. При этом я узнал, что злосчастные ракушки, из-за которых все произошло, называются "vongole". Их-то, во всяком случае, я буду избегать.

XI

Утром, за завтраком, обязательный в эту пору дняМалинский. В аккуратно вычищенном костюме, благоухающий, тщательно выбритый. Чистая рубашка, воротничок накрахмален, но края потертые, как и у манжет. Костюм тоже поношенный.

Бульдог, завидев меня, поднимает лай и заглушает первые приветственные фразы Малинского. В этот момент я решаю, по примеру некоторых других постояльцев, просить, чтобы мне подавали завтрак в комнату. Но после приветствий приходит очередь информации. Я слушаю со смешанным чувством. Во всяком случае, с любопытством.

- Не принимайте слишком близко к сердцу вчерашний выпад пани Иси.

- Пани Иси?

- Я имею в виду пани Козицкую.

- У меня к ней нет ни малейших претензий. Догадываюсь, что содержание пансионата-тяжелый и неблагодарный труд.

Малинский прерывает меня:

- Даже не в том дело. Но какое перед ней будущее?