Лабиринт

Мы очутились на вокзале в тот самый момент, когда подали поезд. Толпа ожидающих подхватила нас и, толкая из стороны в сторону, впихнула в вагон. Нас разлучили, но и священник и я-оба нашли себе место. Огг в одном отделении, я-в друг-ом. Ниоланги сидел сггиной ко мне. Время от времени он оборачивался в мою сторону и, щурясь от света, проверял, как я себя чувствую, а в моем отделении становилось совсем уж тесно и душно. В старом вагоне с жесткими скамейками не было перегородок между отделениями. Когда поезд наконец тронулся, повеяло прохладой. На первой станции-новая волна пассажиров.

Из окна ничего не было видно, его загораживали ггассажирг.г.

Пиоланти больше не оборачивался. В моем отделении была такая давка, что он все равно нс смог бы меня разглядеть. Зато я иногда видел в гцелке между напиравшими со всех сторон людьми его большую рыжую голову. Огга беспомощно покачивалась.

Священник, видимо, дремал. Я тоже попытался закрыть глаза. Но заснуть было невозможно. Отслуживший свой век вагон трясся и скрипел. Поезд медленно тащился. Останавливался на всех станциях. В эти минуть! я задыхался и не мог дождаться, пока он снова тронется. Поезд трогался, и я опять дышал. Он снова тормозил, и снова прекращался приток воздуха. И так в течение получаса.

Наконец Ладзаретто. Маленький городишко, пустынный в эту пору дня. Мы прошли через весь город за десять минут. По другой его стороне сразу склон горы. Несколько вилл, сады, виноградники. Мы сворачиваем влево. Еще десять минут. Над нашей головой возникает огромное здание. Это больница Святого Спасителя. Мы взбираемся по удобным откосам. Еще немного-и я вижу здание во всем его величии. Оно новое, шестиэтажное, с окнами на юг. Мы обходим больницу. Справа прекрасная аллея больших конусообразных пиний. Высокая каменная стена. Ворота закрыты. Рядом калитка. Мы входим. Необычайно красивый готический храм с высоченной колокольней. За храмом по обеим сторонам две стены бывшего лепрозория, двухэтажные, без окон.

Можно подумать, что это кладбище. Пиоланти подводит меня к узкой небольшой двери. Ее пробили в стене позднее: я сужу об этом по прямоугольной форме двери. Наконец-то прохлада.

Наконец-то тень!

- Вы очень устали? - спрашивает священник Пиоланти.

- В поезде немножко, - признаюсь я. - Нечем было дышать.

- Может, выпьете кофе?

- С удовольствием.

- А вам не хочется полежать?

- Превосходная идея, - отвечаю я.

- В таком случае пожалуйте за мной.

Мы проходим через одну залу, попадаем в другую, побольше, с длинным столом посредине; наверно, здесь столовая. Окна ее выходят на склон горы за церковью. Склон голый. Деревья на нем выкорчеваны. В те времена, когда прокаженных отправляли в лепрозорий, на этом склоне были огороды. Они тянулись вверх, почти к самой вершине горы. Теперь сохранились только остатки узких, как полки, некогда обрабатываемых террас. Их размыло дождем. Все заросло. Пиоланти толкует мне об этом. Я стараюсь внимательно его слушать. Но его слова будто проплывают сквозь мое сознание. Я прихожу в себя только час спустя, когда, к моему удивлению, просыпаюсь на узкой железной кровати в пустой, беленной известью комнатке. В течение секунды ничего не могу понять. Но потом вспоминаю, как я, еле волоча ноги, тащился за Пиоланти, а он открывал двери в поисках свободной кельи. И нашел ее, как раз в ней-то я и нахожусь, но уже совсем отдохнувший. Не осталось и следа противного до тошноты ощущения, вызванного духотой и жарой. Я вскакиваю. Приоткрываю дверь в коридор. Появляется Пиоланти-он услышал, что я зашевелился.

Теперь наконец доходит очередь до кофе. Мы пьем его у Пиоланти. Его комнатка в точности похожа на ту, в которой я спал. Железная кровать, стол, стул, этажерка. На табурете медный таз. Ведро. Только здесь в углу комнаты стоит чемоданчик. На этажерке разложены кое-какие вещи. Ну и на столемашинка для варки кофе и две чашки.

- В котором часу спектакль? - спрашиваю я.

- В восемь. После кофе я вас отведу на гору. Повыше прежних огородов. Увидите, какой там открывается пейзаж! И подышите. Вот где чистый воздух.

- И здесь тоже замечательно. Дышится легко. Не то что в эти часы в Риме.

Пейзаж с горы и в самом деле был необьисновенно красивый.

Древние огороды, через которые вела дорога, совсем заросли сорняком, вьющимися растениями и кустами, почти лишенными листьев из-за засухи, вид у них был жалкий. Но и от них приятно пахло травой и лесом, запах этот стал еще ощутимее, когда мы с Пиоланти присели на вершине под пиниями. Я поглядел направо. Где-то далеко-далеко сверкает гладкая стеклянная поверхность-это море. Вон там, прямо, едва различимое пятно-Рим. Пиоланти объясняет мне, что сегодня плохая видимость. Обычно и море и Рим видны более отчетливо.