Лабиринт

Сперва заглядываю в церковь, оттуда веет холодом. Я сажусь на скамейку. Мерцает лампадка перед алтарем, под которым, по мнению Шумовского, покоятся останки святых армян. У этого алтаря молился мой отец, трепеща от страха перед приближающейся examinum sessio'. Академический год начинался торжественной мессой в этой церкви. Отец не раз мне ее описывал.

Теперь в церкви пусто и темно, стены обезображены украшениями в стиле барокко. Я встаю и выхожу на площадь перед церковью, чтобы посмотреть оттуда на ее фасад, которым так восторгался отец. Линии тяжелые и строгие, но очень красивые.

Большое сходство с фасадом самого "Аполлинаре". Я долго рассматриваю здание, потом иду к воротам, ведущим во двор, и, так же как в первый вечер моего приезда в Рим, опираясь руками на решетку, любуюсь фонтаном-теперь, как и во времена отца, кажется, будто вот-вот иссякнут последние запасы его воды.

Кроме фонтана, кроме его анемично стекающей струи, двор мертв, ничто там не шелохнется. Я делаю один шаг и читаю надпись на прибитой сбоку табличке, заменившей прежнюю-с названием юридической школы "Аполлинаре", ньше присоединенной к латеранскому атенеуму. Новая табличка безупречно позолочена и ярко сверкает. Отец, наверное, нашел бы, что она не подходит к потускневшему от времени фасаду. В особенности потому, что это табличка рядового лицея.

Я еще раз обхожу площадь. За углом маленькая книжная лавка "Libreria S. Apollinare". И о ней я тоже слышал от отца.

Здесь студенты "Аполлинаре" приобретали учебники и печатные лекции. К концу года они продавали одни книги, покупали другие, а в течение года, случалось, закладывали их. Маленькая, заставленная книгами витрина манит меня. Я пробегаю глазами названия. Хотя бьшшая юридическая школа переехала далеко отсюда, книжная лавка не изменила своего характера. На выставке по-прежнему полно книг, посвященных исследованию utriusgue juris'[' Обоих прав (лат.)-гражданского и церковного], гагиографии2 [2 Описание священных предметов], истории церкви и вспомогательным дисциплинам. Некоторые труды я знаю-не потому, что изучал их, просто они попадались мне в библиотеке отца. Во время войны она сильно поредела. В ней образовались серьезные пробелы, отец часто на это жаловался. Перед отъездом я не составил списка недостающих книг, так как не рассчитывал, что у меня окажутся свободные деньги в Риме. А между тем как раз теперь я мог бы кое-что купить для отца. Вспоминаю, что у него даже нет полного комплекта "Sacrae Romanae Rotae Decisiones seu Sententiae"3 [3 "Решения и приговоры Священной Римской Роты" (лат.)]. Я не запомнил, каких именно выпусков недостает, однако последних, изданных после войны, у него, наверное, нет. Я вхожу в лавку, чтобы спросить о них. Книготорговец, очень старый, медлительный и глуховатый, дает мне четыре тома, самые последние. Они стоят дорого, я довольно долго в задумчивости разглядываю их. Вдруг старый книготорговец говорит:

- Lei, signer dottore, mon mi sembra straniero!

В переводе это значит, что я не кажусь ему иностранцем.

Отвечаю, что я все-таки иностранец. Тогда он говорит, что я его не понял. Дело в том, что мое лицо кажется ему знакомым.

- Давно у вас эта книжная лавка? - спрашиваю я.

- Она мне досталась в наследство от отца, погибшего во время первой мировой войны.

- А мой отец учился в "Аполлинаре", - говорю. - Наверное, он покупал у вас книги.

- Un Polacco?

- Bravo! Что за память! - восхищаюсь я.

Мой восторг трогает его. Разговор оживляется. Старый книготорговец вспоминает минувшие годы и сокрушается, что многое изменилось с тех пор, как он лишился столь ценного для него соседства "Аполлинаре". Все это время я перебираю лежащие на прилавке тома "Decisiones seu Sententiae". Перекладываю их, откладываю, никак не могу решить, сколько на них потратить.

- Вы берете их для отца? - спрашивает книготорговец.

- Для отца.

- А как ему живется?

- Да так, не слишком, - говорю я.

Книготорговец отворачивается и слабыми старческими руками тянется к полке. Кладет передо мной четыре тома, как раз те, которые мне нужны, только в переплете. Я возражаю. Но оказывается, что переплетенные стоят дешевле-они подержанные. Разница в цене значительная. От радости я покупаю все четыре тома. Старичок принимается их паковать. Процедура для него тяжелая и длится долго, а я тем временем разглядываю книги на полках. Название одной из них вызывает у меня интерес:

"Santa Catherina d'Alessandria nella legenda e nel'arte" ' ["Святая Катерина Александрийская в легенде и в искусстве" (итал.)]. Беру книгу, перелистываю: ведь это и есть та самая святая, сопокровительница Роты, чей портрет я безуспешно искал на старинных печатях в Ватиканской библиотеке. Среди иллюстраций попадаются репродукции картин Ван-Эйка, Мемлинга, Корреджо и снимки церквей, построенных в честь этой мученицы. Она жила в четвертом веке, но ее чудесную историю прославили лишь крестоносцы.