Лабиринт Данимиры (СИ)

Пришлось как последним бродягам остановиться в «Англетере». Кайлеан Георгиевич немного покапризничал, но потом оптимистично заявил, что мы здесь ненадолго, сойдёт и «Англетер».

Конечно, я быстренько обзавелась мобильником и с трепетом набрала Женькин номер…  ожидая бог знает чего, вплоть до похоронного марша вместо гудков, но внезапно услыхала чуть хрипловатое «аллё».

— Женечка…  Женька-а-а…  это я, Даня…  — пролепетала я и замолчала, потому что дыхание у меня перехватило.

— Данька…  ты живая! — взвизгнула Женька. — Мы же не знали, что думать! Откуда ты? Куда пропала?!

— Как твоё здоровье? Ты выздоровела? — восклицала я. — Ты хорошо себя чувствуешь? Как Егор? Он хорошо себя чувствует?

— Данимира! Остановись! Ты меня как старую бабку пытаешь, — сказала Женька самым обычным голосом. — Нормально всё со мной и с Егорычем. Сейчас уже нормально. А ты-то как?

— И я нормально. Прости меня, Женечка, — залепетала я. — Это же я во всем виновата…

Помимо облегчения и радости, я испытывала глубокие угрызения совести. Одно соображение не давало мне покоя долгое время. Ведь именно наша встреча привела Женьку на крышу дома. Если бы не я, ничего страшного с ней не произошло бы.

Женька прослушала мой торопливый скулёж на тему вины и строго сказала:

— Вижу, какой ты, Шергина, была, такой и осталась. Собираешься извиняться за всех злодеев мира?

— Нет, только за своих, — слабо улыбнулась я в ответ. — И я уже не Шергина. Я — Карагиллейн.

После некоторого молчания Женька осведомилась:

— Стесняюсь спросить, где тебя носило? В Каракалпакии? В Каракумах? Э-э-э…  в Ереване?

— Дальше, гораздо дальше. И он принц, Женька, настоящий принц! Ну, то есть, король. С недавнего времени.

— Эмираты, — задумчиво предположила Женька. — Нет, я сейчас просто лопну от любопытства. Выкладывай быстро!

— Женечка, это длинная история…  Мне столько нужно тебе рассказать…  Я приеду! Совсем скоро. Мне только одно дело завершить надо. И потом мы приедем к тебе на Урал.

— «Мы?» То есть, ты приедешь со своим шейхом?

— С ним, — подтвердила я. — Он чудесный! Только немножечко шейх…  ну, знаешь, манеры такие…  Но он чудесный!

Женька засмеялась.

— Ты втрескалась, Шергина…  или как там тебя теперь…  но всё равно — втрескалась по самые уши.

— Втрескалась, — смиренно сказала я. — Да так, что не видать ни ушей, ни макушки.

Сердце моё рвалось на Урал, но до выяснения участи брать билеты на самолёт до Екатеринбурга я всё же поостереглась.

В первое же утро мы отправились на Тучков мост. Дошли до середины моста и остановились.

Я облокотилась на перила и посмотрела вниз.

— Это я…  — произнесла я неуверенно. — Я пришла. Надо поговорить. Прошу аудиенции.

Нева равнодушно несла свои воды в Финский залив, у одной из опор моста на якоре стояло какое-то судно, на котором суетились рабочие. Что-то они там черпали…  во всяком случае, кран разворачивался, его ковш поднимался и опускался, словом, работа кипела.

— Может, на берег пойдём? — Я взглянула на Кайлеана. — В прошлый раз меня там услышали.

Кайлеан поднял ладонь, сдерживая меня.

— Погоди. Я чувствую чьё-то присутствие…  — Он уставился вдаль. — А-а. Вот, собственно, и…

Я живо повернулась.

Узкая пешеходная полоска асфальта оказалась пустынной. Всем внезапно захотелось переходить Тучков исключительно по другой стороне. Один только человек шагал широко, враскачку, приближаясь к нам.

Поначалу промелькнула мысль, что это кто-то из тех костюмированных личностей, с коими с удовольствием фотографируются гости северной столицы…  но в отличие от Петра Первого и Екатерины Второй, Революционный Матрос вроде бы ещё не стал традиционной фигурой для туристического Петербурга…  или уже стал?

Чёрный бушлат шагавшего был щедро распахнут, выставляя на обозрение могучую грудь в тельняшке. Образ дополняли чёрные клеши и бескозырка; из-за плеча торчало дуло винтовки с примкнутым штыком, а в другое плечо вцепился здоровущий попугай, периодически топорщивший яркие крылья, чтобы удержать равновесие.

Я приподняла брови.

Попугай как-то не вписывался. По всем законам божеским птичка должна была прилагаться к деревянной ноге и пиратской треуголке.

Тем временем матрос приблизился, явив скуластую усатую обветренную физиономию. На околыше бескозырки тускло светилась полустёртая надпись золотом — «Инфернальный».

— Барышня…  — Матрос церемонно, словно цилиндр, приподнял бескозырку, затем поворотился к Кайлеану и щедрым взмахом предложил тому растопыренную пятерню.

— Ну, здаров, братишка! Держи краба от Революционного Балтийского флота!

Кто это? Неужели это и есть тот самый — могущественный и загадочный спаситель, которому я дала опрометчивую клятву?

По поведению Кайлеана мне так не показалось.