Лабиринт для Минотавра

Сингулярность впитывала Телониуса, как губка воду. Он оказался до чрезвычайности неопытным небесным телом, этаким облаком в штанах, неуклюжим и самонадеянным. С отчаянием наблюдая, как волны гравитации в клочья рвут его тело, достигшее такой степени разрежения, что назвать его газообразным значило польстить ему сверх меры, но даже в столь разреженной субстанции поддерживалась связность, и Телониус погружался в сингулярность так, как погружается пловец в захвативший его водоворот, не в силах совладать со стихией. Он бился среди гравитационных эквипотенциалов, ценой неимоверных усилий порой удавалось высвободить руку, но при этом нога, вроде бы нащупавшая опору среди космического хлама, которую можно использовать, чтобы все же вырваться из воды на берег, нога, обретшая упор, этот упор тут же теряла, и он рывком погружался еще глубже – по колено, по пояс, по грудь, осознавая безнадежность попыток, но не в силах заставить себя покориться неизбежности.

Ему показалось, будто гравитационное чрево, проглотившее его, издало сытую отрыжку, а затем его принялись уминать во все меньший и меньший объем пространства, вынуждая на обратный метаморфоз – из космической туманности в плотное тело. Однако окружающее пространство, даже вывернутое наизнанку сингулярностью, не изменилось. Планетоиды двигались вокруг, будто Телониус занял место главного светила, и он, отыскав знакомый пятнистый шар Венеры, протянул руки к старой знакомой. Планетоид, ощутив его движение, дрогнул, сбился с орбитального ритма, и резко изменился. Телониус не помнил, где он видел, как совершает первое деление зародышевая клетка, но происходившее очень походило на метоз.

Мельтешение картин, столь быстрое, что даже его ум выхватывал лишь некоторые: огненное варево поверхности планетоида, сумасшедшая ротация багровых облаков, отчего голова кружится, если долго смотреть в небо, примары не смотрят в небо, говорит кто-то, и вот…

…по раскаленной, истресканной поверхности бредут две фигурки, а позади остался похожий на огромного жука атомный танк, бессильно разбросавший боковые манипуляторы, словно на него встали и раздавили. Телониус чувствует эти фигурки, ощущает, как с каждым разом им труднее дышать, и тогда большая останавливается, опускается на колени, притягивает к себе меньшую, неуклюже обнимает, насколько позволяет громоздкий скафандр, отсоединяет грудные баллоны и заменяет на те, что у маленькой фигуры. Падает и остается лежать неподвижно, а тот, меньший, бредет дальше, туда, где полыхает огненное зарево…

…сделай это, не бойся, глупый, говорит она, ее удивительно широкий рот улыбается, делая его еще шире, как у лягушки, и ему ничего другого не остается, как тоже улыбаться, все это делают, ведь ты – примар, это твой мир, неужели боишься, что он враждебен тебе? Хочешь, покажу, что так можно? И он видит, как ее пальцы пробегают по застежкам, он знает – ничего не получится, сработает принудительная защита, но защита почему-то не срабатывает, и вот колпак скафандра откинут на спину, а он не верит собственным глазам – она должна погибнуть мгновенно, но ничего не происходит, она продолжает улыбаться, протягивает к нему руки и показывает – теперь твоя очередь, но он пугается, он чувствует, как от ужаса опорожняются мочевой и кишечник, малоприятно даже когда на тебе подгузник, а затем поворачивается и бежит, бежит, бежит…

…похожий на опаленный кусок камня с пробуравленными отверстиями, из них тянется много нитей, по которым скатываются похожие на капли ртути фигуры. Стоит им коснуться земли, как капля оборачивается разумным существом, если только бывают такие – громадные, с выпирающими мордами, огромными рогами и трехпалыми ручищами, сжимающими сети и трезубцы-разрядники. Они безошибочно ориентируются в лабиринтах поселка, не убежать, не укрыться, а главное – не выдать себя за обычного, потому что обычный не может ходить по поверхности без шлема, без скафандра. Если кто-то попытался маскироваться, то вряд ли нашел хоть один целый скафандр в хранилище, где они свалены бесполезной грудой, похожие на сброшенные лягушачьи шкурки. Поэтому остается только сопротивляться, и он стреляет в минотавров, которые ловко продвигаются к баррикаде, а затем разносят ее в клочья прямым залпом из лазерных мортир. Он хочет спасти ту, с кем сражался рука об руку, плечом к плечу, но она смеется, а затем стреляет себе в рот, голова взрывается и разлетается ошметками. И многие вокруг делают так же, но только не он, он не может, не в силах, он пытается убежать, но сеть опутывает, он бьется, вырывается, но дальше нет ничего, кроме темноты…