Лабиринт искажений (СИ)

— Молод ты ещё, Георгий, — наконец, сказал Румянцев. — Не понимаешь, что не все люди такие, как ты.

— Вы не понимаете, с кем будете иметь дело, — вмешался в разговор Хмель. — Если нам завтра доведётся стрелять, то стрелять мы будем в русских… Это не «морские котики», не военный спецназ, это — подготовленные диверсанты из русских эмигрантов. Их вербуют по всему миру. Они не только за деньги дерутся, но и за идею.

— Какую? — не понял Нодия.

— У каждого своя, — махнул рукой Хмель. — В общем, злые они… И на тебя, Жора, тоже.

— А на меня за что?!

— За то, что ты живешь на этой земле. А они считают её своей.

Нодия примолк, и попытался понять. Не получилось. И молчаливо ушёл в сарай на лавку — спать.

Утро выдалось на удивление солнечным и ярким. Снег искрился и с замёрзшей рябины юркие синички кокетливо посматривали на Ткачёва, вышедшего за сарай в майке и трусах. Полковник поежился от морозца и, набрав большую горсть снега, стал истово протирать лицо, шею и плечи. Закутанный в тулуп Нодия, взирал на умывание полковника с изумлением.

Проснувшись, никто не проронил ни слова. Молча умылись, молча наскоро позавтракали и сгрудились возле телефона. Хмель набрал номер ровно в восемь. Едва слышно проговорил в трубку код.

— Здравия желаю, товарищ генерал… Да, мы готовы…

Трефилов что-то говорил Хмелю, и агент без слов только кивал. Потом выпрямился и, гордо вскинув подбородок, сказал:

— Слушаюсь, товарищ генерал. По окончании операции доложу лично.

Милиционеры напряглись, когда он положил трубку на аппарат и отсоединил коробку шифратора.

— Товарищи, — тихо проговорил Хмель. — Готовимся. Выезд через час…

И с легким вздохом лейтенанта началась подготовка. Опера подгоняли амуницию, проверяли оружие и рассовывали по карманам магазины. Хмель подходил к каждому и тщательно проверял.

— Присядем, — сказал Ткачёв, напомнив русский обычай немного посидеть перед трудной и дальней дорогой.

Оперативники и Хмель послушно расселись. Через минуту агент поднялся.

— Я завожу машину. Через десять минут, — он посмотрел на наручные часы, — выходим.

Ткачёв тоже встал и обратился к операм.

— Саша, Сережа, Жора… Чтобы не случилось, не теряйте разум… Друг друга страхуйте и прикрывайте… Не суетитесь и не поддавайтесь на провокации… Враг умел и хитёр… И всё время будьте на связи — рации у нас хорошие.

— Не волнуйтесь, Андрей Викторович, мы всё понимаем, — сказал Поплутин, поправляя бронежилет.

— Тогда… удачи нам.

Опера друг за другом вышли из дома и сели в машину, прихватив сумку для инкассатора Ильи. Последним сел Ткачёв, закрыв ворота заднего двора.

— Сейчас едем к управлению ГУВД, но близко подъезжать не буду, — Хмель крутил руль, поглядывая в зеркала. — Группа майора десантируется и забирает сумку из багажника. Общая связь по первому каналу. Мой канал второй, третий канал у полковника, а далее — по старшинству. Рация инкассатора настроена на шестой канал. Думаю, он разберётся — не маленький.

Жигули мягко катили по улицам, на заднем сидении, с двух сторон прижатый внушительными телами, сопел Нодия. Выбрав удобное место для парковки, Хмель остановил машину и безмолвно кивнул операм Зареченска, протянув ладонь к заднему сидению. Милиционеры поняли этот жест и каждый, выходя из машины, шлепнул по ней — кто кулаком, кто тоже ладонью. В этом был некий сакральный смысл действия — доверие и полная готовность.

— Давай заглянем кое-куда, — Ткачёв взглянул на Хмеля, когда опера гуськом потянулись к ГУВД по заснеженной тропинке.

— Я так понимаю, что к «Ландышу»? — агент лихо вырулил на дорогу.

— Ты правильно понял… Надо взглянуть на это "логово".

Глава 18

До кафе доехали быстро — на улицах почти не было транспорта. Припарковались. Ткачёв хотел вылезти из машины, но Хмель остановил его и протянул небольшой бинокль. Полковник взял, подумав, что будет лучше рассмотреть кафе издали, чем крутиться у дверей.

Здание кафе выглядело безжизненным, на двери висела табличка «закрыто». Ткачёв не знал, радоваться ему или огорчиться. Табличка, возможно, доказывала, что бандиты готовятся к нападению и расчёты полковника верны, а с другой стороны — это и пугало.

Он вернул бинокль Хмелю:

— Поехали на завод.

Агент не спеша вырулил на дорогу и быстро набрал скорость. Теперь машина неслась по тихим улицам Зареченска к выезду из города. Ткачёв не понял такой манёвр.

— Проедем к заводу «огородами», — пояснил Хмель. — Вдруг они поставили кого-то наблюдать за входом. На завод пройдём через грузовые ворота. Со сторожем я договорюсь.

Ткачёв согласился с доводами агента. Сейчас можно одним неосторожным шагом испортить выполнение операции. Он нажал кнопку передатчика:

— Четвёртый, я — третий… как у вас дела?

Рация зашуршала, и послышался голос Поплутина.

— Не мешайте, третий. У нас развод. Гладышев инструктирует, правда, очень нервничает…

— Принял, четвёртый…

Хмель усмехнулся.

— Полковник, ты прямо «коммандос». Не засоряй эфир. Рано ещё…

Какое-то время ехали молча, потом агент озаботился:

— Не нравится мне этот Гладышев. Какой-то он скользкий…

Ткачёв отключил рацию.