Лабиринт Химеры

— Это не стук, городовой, это сигнал SOS!

— Он здесь!

Главное, не останавливаться. Ванзаров бил и бил в заведенном ритме.

Что-то тяжелое как будто двигалось над ним, на лицо посыпались крошки, голос командовал и требовал скорее.

Ванзаров бил: один удар — два подряд. Чтобы не потеряли дорогу к нему.

Посыпался водопад мусора, за ним шуршащая масса сдвинулась, и луч света, как меч победы, разорвал тьму. Тьма пала, ей пришел конец. Ванзаров бил и бил в поверхность, которая стала податливой и дрожащей. Над ней был свет.

— Молоток бы…

— Хоть зубами рви! — закричали над ним.

— Возьмите вот это… — сказал такой родной голос.

Ванзаров бил, что было сил.

— Ну, сейчас подденем, живо пойдет…

Над головой у него что-то хрустнуло, свет полился широким потоком, и Ванзаров вложил в последний удар все силы без остатка.

— Ах, ты ж мать твою так…

От усердного давления доска подскочила и въехала городовому в подбородок. На это никто не обращал внимания. Ванзарова подняли крепкие руки. Сыровяткин схватил его в охапку и обнимал с таким жаром, как самого родного.

— Дорогой вы мой, дорогой, жив, жив, Родион Георгиевич! — приговаривал он.

Ванзаров только жмурился, как мартовский кот, и старался держать равновесие. Его принял Лебедев. Аполлон Григорьевич хмурился, чтобы скрыть чувства, которые готовы были пробиться бурным потоком.

— Ну, с днем рождения, друг мой бесценный! — обнимая Ванзарова со всей медвежьей хваткой, говорил он и, не стесняясь, расцеловал троекратно. — Сколько мне еще вас с того света вытаскивать.

— Простите, Аполлон Григорьевич, — проговорил Ванзаров, постепенно ощущая себя в пространстве. — Не учел всех возможных вариантов. Спасибо, что успели.

— Я тут ни при чем. Благодарите полицмейстера, считайте его второй матерью. Он вашу загадку разгадал!

— Какую загадку? — спросил Ванзаров, привыкая к солнечному свету и почти не жмурясь. — Я же все точно указал.

Лебедев потряс телеграммой.

— Это вы называете «точно»?

Ванзаров прочел:

«НЕ ДАМ ЗНАТЬ ДО ТРЕХ ЧАСОВ ЗПТ ИЩИТЕ В МОГИЛЕ ТЧК ВАНЗАРОВ».

Телеграфист совершил досадную оплошность: забыл указать, в какой именно могиле. Фамилия выпала где-то по пути телеграфных проводов.

— Благодарю вас, Константин Семенович, я ваш должник до конца дней… — прижав руки к груди, искренне поблагодарил Ванзаров.

Сыровяткин, не стесняясь, вытирал глаза платочком в кружевах.

— Что вы, Родион Георгиевич, я безмерно счастлив, что все так кончилось…

— Еще не кончилось, только начинается, — сказал Ванзаров. — Я теперь все знаю…

Лебедев издал презрительный смешок.

— Не велика хитрость: это вдова вас так отделала?

— Нет, Горжевская тут ни при чем. Во-первых, это был мужчина. — Ванзаров потрогал шею. — Аполлон Григорьевич, посмотрите, что там?

Ванзарова повернули к свету.

— Это вам укольчик воткнули, — ответил криминалист, трогая красную точку. — Крепко всадили. Как понимаю, никаких ощущений?

— Никаких.

Научный интерес не отступал ни при каких обстоятельствах. Лебедев вытащил из саквояжа хирургический скальпель и легонько потыкал им в плечо Ванзарову.

— А так?

— Ничего.

— А если вот так? — острие скальпеля вошло в тело.

— Ничего.

— Аполлон Григорьевич, пожалейте! — вступился Сыровяткин.

С некоторым сожалением Лебедев убрал скальпель, вытер кровь и заклеил порез пластырем. Отказавшись от его поддержки, Ванзаров попробовал устоять. И устоял.

— Господа, нам надо спешить, осталось мало времени…

Сыровяткин смущенно хмыкнул, а Лебедев заржал не хуже кавалерийской лошади.

— Друг мой, вы себя видели?

Только сейчас Ванзаров обнаружил, что выглядит точно как новорожденный: из одежды на нем не было ничего. Посреди кладбища стоял совершенно голый мужчина.

Из неловкой ситуации выход нашелся.

— Никитин, раздевайся до исподнего! — приказал Сыровяткин.

Городовой не обрадовался, но спорить было бесполезно. Стянул сапоги, штаны, кафтан, остался в одних кальсонах и сорочке. Портупею с шашкой и револьвером не отдал. И фуражку. Ванзарову помогли одеться. Теперь они с городовым могли выступить комическим дуэтом: городовой в подштанниках, но с фуражкой и городовой без фуражки, но в форме меньшей по размеру.

Лебедев не упустил возможности высказаться на этот счет цветасто и заковыристо. Так, что Сыровяткин засмущался. Ванзарову было все равно, даже сапоги на размер меньше. Он только посмотрел на небо.

— А почему так солнце высоко? — спросил он. — Который час?

Лебедев и Сыровяткин переглянулись, как заговорщики.

— А вы как полагаете?

— Должно быть, часов пять.

— Полдень, Родион Георгиевич, — сказал полицмейстер.

Ванзаров был озадачен.

— Выходит, я пролежал… часа три?

— Сейчас двенадцатый час первого мая, друг мой! — Лебедев был очень доволен произведенным эффектом. — Все проспал, как спящая красавица.

— Первое мая… — повторил Ванзаров. — Концерт в честь открытия летнего сезона когда начнется?

— В полдень, как полагается, — ответил Сыровяткин. — Публика уже собирается, сегодня в утренние поезда было не попасть. Город наш, наконец, расцвел. Все только и говорят, что сам министр внутренних дел пожалует, господин Плеве. Слух верный…