– Да чтоб тебя, – выругалась и снова забралась в кресло, чтобы вынуть осколки. Ярко-алая кровь крупными каплями падала на пол, смешиваясь с дождевой водой, жутковатой лужей из фильмов ужасов расплывалась по балкону. Я схватила полотенце, как смогла перемотала ногу, и, прихватив чашку и осколки блюдца, голубую кайму на которых теперь украшали кровавые подтеки, похромала в комнату.
Было до слез обидно – я успела влюбиться в кофейную пару, и к тому же меня больно кололо чувство вины. Не успела поселиться, а уже порчу чужие вещи – этот сеанс самобичевания можно было начать прямо сейчас и уже не останавливаться.
Захлопнув балконную дверь, я прошла на кухню, наступая только на пятку пораненной ноги, чтобы не тревожить порез, сгрузила чашку и остатки блюдца в раковину. Обернулась, ища что-то глазами… и нашла. На полу посреди кухни стояла пустая и чисто вылизанная – кем? – консервная банка из-под консервированной кильки.
Как это могло быть, если говорящий кот и его угощение мне только приснились?
Эта мысль обескураживала настолько, что даже прервала терзание чувством вины и заставила забыть о боли в ноги. Машинально я наклонилась к банке, подняла ее с пола, выбросила в мусор. Потом помотала головой, отгоняя мысли. Наверное, я достала консервы, чтобы поесть самой, и забыла, потом заснула… Могло такое быть? Почему же я этого не помнила? И когда это могло произойти? И что же, я ела, сидя на полу? Никакого объяснения у меня не было.
Разве что я успела в какой-то момент сойти с ума, но уж об этом думать вовсе не хотелось.
Настойчивый звонок в дверь отвлек меня от размышлений, и я поспешила в коридор, внутренне радуясь, что можно не искать ответы на слишком очевидные вопросы.
На пороге стояла тетя Саша, надевшая, несмотря на теплый майский день, пальто и тяжелые ботинки.
– Анечка, прости, пожалуйста, – замурлыкала соседка, и мне снова пришлось натянуто улыбнуться. Вот теперь мне уже хотелось поправить ее, потому что отзываться на чужое имя добавляло сюрреализма и без того не слишком нормальное происходящее. Но теперь мне было бы неловко поправить ее – а почему я не сделала этого раньше?
– Просьба у меня к тебе будет, – продолжала тем временем тетя Саша. – Не сходишь ли ты для меня в магазин? У меня гречка кончилась и молочко, а Илюшу боюсь одного оставить, не могу отлучиться. Ой, а что у тебя с ножкой?
Она указала на мою ногу, замотанную в полотенце и на коридор за моей спиной, и, оглянувшись, я поняла, что кровь просочилась через импровизированную повязку, и заляпала пол.
– Да ничего, порезалась немного, ерунда. Но до магазина я, наверное, сейчас не дойду.
– Ой, бедняжечка, девочка, – засюсюкала старушка, и вдруг улыбнулась – так хитро, что мне показалось, что меня ловко провели. – А может, тогда ты посидишь с Илюшей? Он спит, ну если проснется, водички ему попить дашь. Мне и поспокойней будет.
Я хотела отказаться, но вдруг поняла, что не могу придумать ни одной причины сказать «нет». Если человек видит, что я поранилась, и все равно просит помощи… хотя я сама сказала, что это все ерунда и мелкий порез…
– Ну я не знаю, я ведь все-таки чужой человек… – попытка была робкой и заранее обреченной на провал.
– Да, что ты, что ты, я же тебя, считай, с детства знаю. Посидишь, чайку попьешь, телевизор посмотришь, тут-то телевизора нету, я знаю, Олеженька говорил. А я быстренько сбегаю.
Свое «да, конечно, если это будет вам удобно» я услышала будто со стороны.
– Только я надену что-нибудь, и ногу перевяжу… подождете?
Я нырнула обратно в квартиру. И только натягивая найденные в шкафу чьи-то удивительно незаношенные тренировочные штаны, благодаря резинке оказавшиеся почти впору, перевязывая ступню бинтом, я сообразила, что тетя Саша звонила в мою дверь будучи уже одетой в пальто и уличные ботинки – словно знала, что в магазин ей придется идти самой. Конечно, она просто могла быть со странностями и ходить по дому в пальто. Могла видеть, что случилось на балконе, и – что? Постеснялась сразу предложить мне посидеть с ее пьяницей-внуком?
А что еще могло быть? Не могла же она как-то повлиять на то, что я неловко оступилась, разбила блюдечко, порезалась. Ведь не могла?
Я подумала, что, если кто тут и со странностями, то разве что я сама.
***
Квартира тети Саши, расположенная на той же лестничной клетке, была точно зеркальное отражение квартиры Олега. Те же две облезлые межкомнатные двери в узком коридоре, тот же древний, еще советский, платиновый шкаф в прихожей, тот же проржавевший санузел, скрипучий пол, кружево тюли на окнах. И царило почти такое же запустение, только если в квартире Олега пахло пылью, то в доме соседки отчетливо воняло людьми, не слишком щепетильно относящимся к гигиене. Грязь и паутина, нестиранное белье, полы, которые давно никто не мыл.
Нимало не смущаясь царящим беспорядком, тетя Саша подала мне разношенные тапочки, провела на кухню, налила кипяток в чашку, покрытую коричневыми следами многолетних чаепитий, опустила в воду пакетик.