Итак, я проводил много времени в «Щупальце каракатицы», выуживая с полок почти без разбора одну книгу за другой, читая или листая их, пока не утрачивал к очередной из них интерес. Тогда я просто брал с полки следующую по порядку книгу. Удача была делом случая. Очередной фрагмент этой мозаики я мог обнаружить в биографии какого-нибудь популярного кукольного мастера или в руководстве по изготовлению миниатюрных костюмов. Главка здесь, сноска там, где-то ксилогравюра, а где-то библиографическое примечание. Мой блокнот постоянно пополнялся. Иногда в какой-нибудь смертельно скучной книге я находил одно-единственное предложение, которое казалось мне полезным и могло открыть совершенно новые пространства моей сокровищницы. Увлеченность чтением чужих книг, которой я почти полностью лишился из-за занятости своей собственной работой, теперь вновь меня захватила, как это бывало в ранней юности. Читать, читать, постоянно только читать и забыть благодаря этому о своем собственном жалком существовании! Я совершенно не помнил, что за блаженное состояние это было! К счастью, в «Щупальце каракатицы» всегда было так оживленно, что динозавр в надвинутом на глаза капюшоне, который бродил по библиотеке, просматривая одну книгу за другой, не привлекал никакого внимания. Кроме того, у меня вошло в привычку в конце каждого пребывания здесь покупать несколько показавшихся мне стоящими произведений и брать их с собой в гостиницу. Так что персонал воспринимал меня как более или менее постоянного и хорошего клиента.
Какие книги я читал?
От первых импровизированных кукольных театров у вечерних костров разоренного города до Кукольного Цирка «Максимус» и его разнообразных конкурентов в современном Книгороде пуппетизм претерпел небывалое развитие, которое сопровождали смелые изобретения, запутанные сумасбродные идеи, художественные заблуждения, творческие риски, прогресс и регресс любого рода. Это была, так сказать, цамонийская история культуры в малом формате. Все уплотнено до ограниченного свободного пространства города и до сферы знаний в области пуппетизма, что дополнительно придавало делу некую театральность, а именно хорошо обозреваемую сцену. Исполнители — две сотни артистов, пара тысяч кукол и бесчисленные зрители. Грандиозный материал из реальной жизни, о мои дорогие друзья! Поэтому позвольте мне, по меньшей мере, попытаться познакомить вас с ним в сжатой форме, а именно так, как я его воспринимал: как прилежная, но в сущности беспечная пчелка, которая то тут, то там соблазняется красивым цветком, чтобы в конце концов принести домой собранный мед.
Были здесь и стеллажи, забитые руководствами по изготовлению кукол из дерева, бумаги, металла, стекла, каучука, соломы и проволоки, которые я быстро одолел, потому что лишь торопливо пролистал. Вряд ли существует такой материал, из которого нельзя было бы изготовить куклу или использовать его для ее украшения, наполнения или стабилизации. Ракушки, бумага, бисер, стразы, фарфор, древесная шерсть, строгальная стружка, воск, трава, песок, уголь, золото, серебро, даже настоящие алмазы — перерабатывалось все. Потом я взял книги по изготовлению сложных механических устройств для глаз и подвижных скелетов из дерева и металла, а также работу о куклах с часовым механизмом и инструкцию по изготовлению гигантских марионеток. Сплошь замысловатые инструкции по ручному изготовлению, которые я, честно говоря, едва понимал, но, тем не менее, прилагал к этому все силы. Потому что это было особое искусство для искусства, и многие мастера конкурировали между собой, каждый с собственным методом и собственным влиянием на стилистическое развитие пуппетизма и соответственно на тех, кто определяет его содержание. Все это было важно, я ничего не мог выпустить из-за незаинтересованности или проигнорировать что-то по лености ума, даже если это искушение постоянно возникало. Я вспоминаю, что, читая книгу о выдутых из стекла куклах, я сильно кряхтел, и один из продавцов-гномов спросил меня, нет ли у меня проблем с сердцем.