Лабиринт Мечтающих Книг

Из открытых окон простых многосемейных домов доносились разнообразные громкие звуки, порождаемые различными видами деятельности. Было слышно, как работают швейные машины, визжат пилы, а певица — обладательница сопрано — репетирует новую песню. Кто-то играл на виолончели, а кто-то еще — на турецком барабане. Два смеющихся полугнома толкали в подъезд дома мобильную вешалку для одежды с крохотными костюмчиками. Какой-то актер в маске, изображающей череп мертвеца, высунувшись из окна полуподвального этажа, читал сценический монолог Есиля Уимпшряка. В задних дворах шумели дети, марионетки висели между домами, как белье на веревках. У стены дома стояли театральные декорации с сюрреалистическим сказочным пейзажем. Перед ними две собаки соперничали за пришедшую в негодность куклу. Кто-то бесцеремонно проверял качество ластры. Здесь была совсем иная атмосфера, нежели в других кварталах города. Пахло свежей краской, скипидаром и средством для ухода за деревом, а не книгами и кофе.

— Это первые дома нового Книгорода, — сказала ужаска. — Поэтому они такие простые и строгие. Они были построены из дымившихся обломков, когда в других местах еще все было охвачено пожаром. Здесь живут только те, кто привык действовать, импровизировать и помогать друг другу. Здесь все время что-то происходит! Театр работает круглосуточно и никогда не закрывается. Никогда! Дается шесть представлений в день и даже ночью. И каждый раз все билеты проданы.

Мое любопытство возрастало.

Если здесь все было так замечательно, то этот культурный центр, пока еще мне совершенно незнакомый, действительно мог предложить нечто необычное. Ведь у него был даже собственный городской квартал!

Мы брели по улице, на которой почти во всех домах блестели маленькие витрины. В них преимущественно лежали и стояли различные часы — карманные, наручные, настенные, часы со стеклянными колпаками, отдельные часовые механизмы, шестеренки, металлические пружины, крошечные винтики, — в каждой витрине один и тот же хаос из мельчайших деталей. Мне показалось, что я слышу тонкое тысячекратное тиканье.

— Улица, где живут сплошь часовых дел мастера? — спросил я.

— Улица, где живут сплошь часовых дел бывшие мастера, — поправила меня Инацея, подняв при этом указательный палец. — Важное добавление, мой дорогой! Театр постоянно приглашает новых часовых мастеров, которые создают тонкие механизмы для кукол и потом ждут, кто лучше всего подошел бы для этого.

— Это должна быть действительно очень тонкая тонкая механика, — пошутил я.

— Самая тонкая! — подтвердила ужаска. — Самая тонкая из всех существующих!

Мы завернули за угол и прошли мимо поющей группы из восьми добротышек в кожаных куртках, которые затянули унылую песню на незнакомом мне языке. Каждый из них поднял вверх маленькую, надетую на руку куклу, а все вместе они напоминали облаченные в костюмы картофелины.

Когда я увидел театр, для меня это стало полной неожиданностью. Он возвышался над вереницей домов, как призрак в тумане. Впрочем, довольно могучий призрак — виден был только его серый силуэт, очертаниями похожий на цирковой шатер. Это было самое большое здание, какое я когда-либо видел в Книгороде.

— Черт подери! — вырвалось у меня. — Это?.. — От изумления я не договорил.

— Да, — подтвердила ужаска. — Кукольный Цирк «Максимус».

— Батюшки мои. Он огромный! — Я невольно остановился.

— Он такой большой, что ему требуется множество названий, — захихикала ужаска. — Кукольный Цирк «Максимус» — это официальное обозначение, но кому понравится такое длинное название? К тому же совершенно дурацкое! Слишком длинное и громоздкое. Жители Книгорода называют его просто Шатер, хотя он вовсе таковым не является. Обитатели Сленгворта выбрали для него название Куклоград. А склонные к романтизму горожане называют его также Театр Мечтающих Кукол.

Я вопросительно посмотрел на ужаску.

— Ну, конечно, — сказала она. — Тебе известно, что на самом деле существует отдаленная связь между куклами театра и антикварными книгами города? И те, и другие пребывают в своеобразном волшебном сне до тех пор, пока ими не воспользуются. Они пробудятся от него, как только чья-то живая рука коснется их. В одном случае это рука читателя, в другом — кукловода. И те, и другие оживут только в случае восприятия их публикой.

— Ты имеешь в виду, когда они станут «сленгво»? — я ухмыльнулся. — Это звучит скорее как изощренная рекламная кампания дирекции театра. Изящная сказка для туристов. Книгородский китч. Но симпатичный.

— На данный момент я прощаю тебе твою непочтительность, — сказала ужаска великодушно, — так как ты еще не имеешь представления о пуппетизме. Но очень скоро это изменится.

— Почему я не могу знать, куда мы идем? — заныл я, когда мы пошли дальше, прямо к подернутому туманом цирковому шатру. — Я терпеть не могу, когда я не знаю, что меня ждет.

— Это сюрприз.

— Я не люблю сюрпризы.

— Тогда это будет для тебя напряженный вечер, мой дорогой! — засмеялась ужаска и взяла меня под руку. — Очень напряженный вечер. — От нее пахло кефиром.